Тропа гнева
Шрифт:
Первыми дошли до гор арабы. На рыжем холме задымил костер.
— Что тут у вас? — тревожно спросил Отанес, влезая на бугор. — Где вода?
Шейх указал на глинобитное укрепление.
— Следы говорят: недавно тут жили саки.
— Меня это мало радует! — разгневался Отанес. — Где вода, я спрашиваю тебя?
— А меня радует! — огрызнулся шейх. — Вода там, где люди жили, понял ты? Тут колодцы, марсагеты их засыпали, уходя отсюда. Надо найти, понял ты?
— Колодцы? Как же пьют воду антилопы?
— В горах текут ручьи. Но пока мы найдем их,
— О! — Отанес привлек араба к себе и, хотя Эль-Кувейра отстранялся, дважды приложился губами к его волосатым щекам. — Тогда я прикажу «бессмертным» найти эти колодцы!
— Нет, нет! — Сулейман предостерегающе поднял руку. — Они все погубят.
Арабы отогнали воинов от холма и осмотрели песок возле укрепления. Они долго разрывали мечами пласты сыпучей земли, но колодцев не было. Наконец, когда Сулейман уже отчаялся найти воду, в двух местах внезапно проступили небольшие воронки. Тонкие струи песка текли куда-то вниз.
— Вот они! — закричал шейх.
— Слава Ахурамазде, — проговорил Отанес, отирая навернувшиеся на глазах слезы.
Воины же так отупели от горя, что их уже ничего не волновало. Кто бы поверил, что эта орда растерзанных получеловеков, полуживотных еще недавно составляла цвет персидского войска, что эти люди когда-то шутили, хохотали, били в бубны и пели песни? Они давно оторвались от родных мест. Их ничего не связывало и с народом той страны, куда они пришли с мечом в руке. Между ними не было дружбы, к предводителям же своим все испытывали неугасимую ненависть. Поэтому первое тяжелое испытание и превратило их в скотов. Как мало надо, чтобы человек стал зверем, если в сердце своем носит не добро, а зло. Персы сидели на корточках вокруг колодцев и молча ждали, когда Сулейман доберется до подземного источника.
Арабы черпали песок щитами и откидывали его в сторону. Груды песка росли, но воды все не было.
— Глубоко стало, — сказал Отанесу шейх. — Опускайте нас на волосяных веревках.
Наконец воины Сулеймана, соорудив из плащей подобие мешков, подали наверх груды мокрого лежалого грунта. Люди жадно поползли к сырой глине, но лучники отбросили их назад.
— Это земля, не вода, собаки! Сожрете — издохнете. Где терпение?!
Арабы не спеша, по одному, вылезли из ям, и по курчавым смолистым бородам сынов пустыни стекала вода.
— Воды много, из этих колодцев саки поили тысячи овец, — шепнул Отанесу шейх Сулейман Эль-Кувейра. — Однако следи за порядком. Если все бросятся к колодцам — завалят.
Отанес, подпрыгивая от нетерпения, выстроил вокруг огромных колодцев греков-копейщиков и лучников-арабов.
— Воины! Сохраняйте спокойствие, стойте на месте. Воды много, всем достанется!
Над горами нависло молчание, более страшное, чем душераздирающие вопли, и в этой гнетущей тишине толпы воинов пошли на колодцы, как в атаку. Но после того, как полторы сотни слишком нетерпеливых легло под секирами, народ присмирел. Арабы торопливо наполняли мехи и передавали главарям из отрядов. Первым напоили Дария, потом Гобрию, персов
Правда, не всем выпала счастливая доля. Из ста тысяч человек, выступивших из Марга, к благодатным горам, где сметливые арабы отыскали воду, дошла всего половина, причем около двадцати тысяч оставшихся в живых воинов едва ли было пригодно для боя.
Зашло солнце. Войско, выставив дозоры отдыхало у колодцев. Люди пили, не уставая. Распухали животы, влага шла обратно, а воины все пили, лакая воду, как собаки.
— Жалкие твари, — выругался Отанес. — Что будет, если нагрянут саки?
— Вся надежда на моих лучников и на греков, — сказал Сулейман Эль-Кувейра. — Эй, Коэс, Мандрокл, Скилак! Скажите своим гоплитам, чтобы не спали.
Ночь густела. Нависла плотная духота. Откуда-то поплыли грозовые тучи. Звезды исчезли. Небо затянуло сплошным черным пологом. Отанес, Коэс и Сулейман стояли на вершине холма и до боли в глазах глядели в темноту.
— Сердце говорит: плохо нам будет, — прошептал Отанес тревожно.
— Не пугай, — поежился шейх Сулейман. — И так нехорошо вокруг.
— Нас что-то окружает, — просипел грек.
— Что окружает? Темнота, больше ничего.
— Нет, послушайте! Они идут…
— Кто?!
Коэс умолк, не смея произнести страшное слово. Полководцы с напряжением слушали дыхание ночи, но ни звука не долетало из пустыни. Однако люди чувствовали, что вокруг них движется нечто огромное и грозное.
— Смотрите! — вскричал вдруг эллин.
В пустыне вспыхнул огонек.
— Факел, — содрогнулся Отанес.
— А вот еще, на другой стороне!
— И еще!
— И еще!
Пустыню и горы разом озарили тысячи факелов. Они обложили стан персов плотным огненным кругом, и круг этот быстро сужался.
— Трубачи! — заголосил Отанес, бегая по горе. — Тревога! Тревога!..
Тысячи огненных стрел прочертили небо. Стрелы падали на персов сплошным косым дождем. Их было так много, словно массагеты вырубили и оперили до последнего стебля все тростники, растущие на берегах Аранхи. Вокруг персов вспыхнула сухая трава. Черные фигуры воинов метались между кострами, хорошо видные массагетам, скрытым во мраке. Проливая потоки крови, отчаянно отбивая атаки массагетов, войско тесно окружило холм — единственную надежду на спасение.
Разметав отряды врага ураганом стрел, массагеты исчезли в темноте.
— Ну, что еще? — бешено крикнул Датис, рывком распахнув полог шатра, в котором притаился «владыка мира». — Останемся в этой стране, чтобы взять ее в наши руки, или пусть уж она живет «сама по себе»?
Дарий поглядел на полководца глазами затравленного тигра. «Гиена! — с горечью подумал он. — И на тебя я опирался как на брата! Вот когда ты показал свои клыки. На плаху предателя!» Царь повернул голову к выходу, чтобы крикнуть «бессмертных», но сдержался. Сейчас не время для раздоров. Если «бессмертные» лишат жизни Датиса, его конники взбунтуются и уничтожат Дария.