Тропа предела
Шрифт:
— Ушиблась? — спросил я, помогая ей встать.
— Да нет, не очень. Спасибо.
Я убрал сходни (моя неожиданная гостья пыталась мне помочь), забрал лампу и мы вошли в рубку.
Все-таки это была девушка, лишь на несколько лет моложе меня. В джинсах, клетчатой фланелевой рубашке и кроссовках (оригинальный наряд для тайги). Большим и тяжелым, упавшим на палубу, оказался чемодан.
— Здрасьте, — сказала она.
— Привет, — появление в прикичужской тайге чемодана поразило меня более всего остального. — Андрей.
—
— А в чемодане у тебя что? — я все-таки не удержался. — Средства от комаров и мошки?
— Нет, вещи…
— Ясно… Чаю хочешь?
Она кивнула, я спустился на камбуз за второй кружкой и налил ей теплого еще чая.
— Теперь рассказывай, как ты здесь очутилась.
— Меня ссадили с катера.
— С какого катера? — я удивился снова.
— С обычного, рейсового. Мы дошли до Раменья, и тут вдруг появился туман. Капитан, или кто- то там другой, сказал, что катер дальше не идет, и всех выгнал на пристань. Ну, я и пошла искать дорогу, думала, может попутку поймаю до Спас- Устья… А потом заблудилась в тумане, только слышу — река совсем рядом, почти под ногами. Вот. А потом увидела свет и стала звать…
— Постой-постой, — прервал я ее рассказ. — Пассажирские катера на Кичуге? Попутки? Не шути, здесь на сотню километров пара поселков и ни одной дороги!
— Да не на Кичуге, на Вексе.
— Что за Векса такая?
— Ну вот эта же река, где мы сейчас!
Я крякнул от досады и недоумения.
— Послушай, — я старался говорить ласково. — Здесь нет реки Вексы. Здесь нет пассажирских катеров. Здесь нет населенных пунктов. Здесь вообще нет ничего, кроме Кичуги, тайги, медведей и геологов.
— А я? А мой билет? — она залезла в кармашек у пояса и вытащила маленький прямоугольник картона.
Я взял у нее билет. Он действительно был до какого-то Спас-Устья, и число стояло сегодняшнее.
— Хорошо, — я вернул ей билет и за руку потянул за собой, прочь из рубки. — Идем.
Я прихватил с собой лампу и включил ее, когда мы вышли на палубу. Пробираясь более наощупь, мы дошли до самой кормы, и там я заставил Юлю перегнуться через перила и посмотреть вниз; туда же направил свет. Там, на борту, с трудом, но все- таки можно было прочитать:
БГК-186
Архангельск
— Ну? — спросил я. — Надеюсь, ты не думаешь, что я приперся на твою Вексу с Белого моря, чтобы тебя повеселить?
— Но я же тоже не вру… — она вдруг всхлипнула, и мне пришлось, удерживая одной рукой порядком нагревшуюся лампу, другой погладить ее по плечу:
— Ну, что ты… Ну, разберемся…
Мы вернулись в рубку.
— Пей чай-то, — сказал я.
Она послушно взяла в руки кружку, но сделать глоток не успела. Неожиданно, без предисловий, снаружи поднялся ветер, засвистел в снастях и антеннах. И сразу же ударил шквал. Пароход заметно качнуло, и часть юлиного чая расплескалась по полу.
— Вот те раз! — сказал я. — Такого мы еще не видели…
Шквал отступил, оставив после себя резкий порывистый ветер. Пароход продолжало раскачивать.
— Что это? — спросила девушка.
— Ветер. Это не страшно.
На самом деле было страшно.
— Юль, на вашей Вексе есть горы?
— Нет, конечно, — она удивилась моему вопросу.
— Тогда смотри, — я включил радар, надеясь показать ей отметку от Медвежьего Камня и убедить, что никакой Вексы здесь нет.
После первого оборота луча экран остался чист. После второго — тоже.
— Черт, — прошептал я, — еще и с радаром что-то…
Меж тем ветер крепчал; усиливалась и качка, причем к бортовой качке явно прибавилась еще и килевая. Я снова чертыхнулся — какая может быть качка в протоке шириной 14 и глубиной 2.2 метра? Неожиданно я поймал себя на том, что стою, широко расставив ноги и обеими руками держась за штурманский столик, а Юля двумя руками пытается удержать кружку с плещущимся чаем…
Я потянулся включить мачтовый прожектор, и в это время взгляд мой упал на компас. Картушка его медленно вращалась.
…Что-то со звоном и грохотом упало внизу, похоже — в камбузе. Бортовая качка становилась все сильнее; Юля ойкнула, выпустив из рук кружку, чтобы схватиться за ножку столика. Я вдруг увидел капли на остеклении рубки, и только тут до меня дошло, что в борт уже давно бьет волна, какой просто не может быть в маленькой протоке. Картушка компаса продолжала вращаться, — нас разворачивало бортом к волне.
Какая бы чертовщина не происходила вокруг, подставлять борт такой волне было нельзя. Я все- таки дотянулся и включил прожектор, но он высветил лишь стремительно летящие клубы тумана, в клочья раздираемые ветром.
— Это берег? — спросила вдруг Юля.
— Где?
Оторвав одну руку от ножки стола, она показала на экран радара.
— Берег?.. — прошептал я. На самом краю круглого экрана, то есть километрах в десяти от нас, радар отбивал изломанную, но четкую линию. Я снова взглянул на компас — нас развернуло градусов на шестьдесят — нос и корма парохода должны были уже лечь на берега протоки.
Выругавшись, я запустил машину. Она запухала, набирая понемногу обороты. Внизу, под нами, что-то незакрепленное непрерывно и громко каталось из угла в угол…
Через пару минут мне удалось на малом ходу развернуть пароход носом к волне. Бортовая качка почти исчезла, зато килевая разыгралась во всю силу. Пароход падал носом вниз, волна накатывалась на него, заливая бак, разбиваясь о надстройку и обильно пятная брызгами стекла рубки. Затем вода схлынывала, и нос судна круто взлетал вверх, в туман, предоставляя волнам захлестывать ют. Шторм был не так уж и силен — вряд ли больше пяти-шести баллов — но для нашего парохода и этого было более чем достаточно…