Тропик любви
Шрифт:
— Нет, я не исповедую никакой религии.
— Вы иудей?
— Не думаю.
— Но вы верите в Бога?
— Да.
Он искоса взглянул на меня. Ясно было, что он мне не верит.
— А во что веруете вы? — спросил я.
— В Создателя! — последовал ответ.
— Исповедуете какую-то религию?
— Нет. Я приверженец бабизма. [260] Это единственная настоящая религия.
— Ах, вот как!
260
Бабизм, религиозное учение исламской секты
— Вы должны познать Создателя! Иисус Христос был всего лишь человеком, не богом. Разве Бог дал бы распять себя? Чепуха все это! — Он вскинул голову и уставился прямо на солнце. Потом резко потянул меня за руку и скомандовал, указывая на пылающий шар: — Глядите туда! Скажите, видите вы то, что находится за ним?
— Нет, — сказал я. — А вы?
— За солнцем, за звездами и всеми планетами, за всем, что человек может увидеть в свои телескопы, находится Создатель. Он там… Вы должны верить в Него. Это необходимо. Иначе…
— Иначе что?
— Иначе вы погибли. У нас в Индии много религий, много богов, которым поклоняются, много идолов, много суеверий… и много глупцов.
Точка. Я промолчал. Пустота на пустоту.
— Приходилось вам слышать о Ниле?
— О чем?
— Нил! Река… в Египте.
— Ах, Нил! Ну, конечно, приходилось. Всякий знает, что такое Нил. Он посмотрел на меня долгим надменным взглядом.
— Да, всякий знает, что такое Нил, как вы говорите, но известно ли им, сколько существует Нилов?
— Что вы хотите этим сказать?
— Разве вы не знали, что есть белый Нил, голубой Нил и черный Нил?
— Нет, — ответил я. — Я знаю только зеленый Нил.
— Так я и думал, — сказал он. — А теперь скажите, что такое Нил?
— Вы только что сами сказали… река.
— Но что значит это слово?
— Какое, река?
— Нет, Нил!
— Если вы имеете в виду его этимологию, — ответил я, — то тут я вынужден признаться в своем невежестве. Если его символический смысл, то опять вынужден признаться в своем невежестве. Если эзотерический, то я трижды невежда. Теперь ваша подача!
Словно не слыша моих последних слов, он менторским тоном поведал мне, что слово «Нил» — на хамитском! — означает мудрость и плодородие.
— Теперь-то вы понимаете? — добавил он.
— Думаю, что да, — пробормотал я со всей смиренностью, на какую был способен.
— Причина этого (причина чего?) в том, что он лежит спокойно, как змея, а потом начинает изрыгать воды. Я много раз плавал вверх и вниз по Нилу. Видел Сфинкса и пирамиды…
— Не вы ли говорили только что, что были в Дамаске?
— Я сказал, что собираюсьтуда. Да, я был и в Дамаске тоже. Я езжу повсюду. Почему мы должны сидеть на одном месте?
— Вы, должно быть, богатый человек, — сказал я.
Он покачал головой, закатил глаза, снова издал воркующе-клохчущий звук и ответил:
— Я художник, вот кто я. — И прицокнул языком.
— Художник? Что, картины пишете?
— Пишу и картины. Я скульптор, вот кто я.
Wunderbar!
— Вы знаете Бенни Бьюфано? — Это был вопрос на засыпку.
Он осторожно ответил:
— Слыхал о нем, — и быстро добавил: — Я знаю всех скульпторов, в том числе и умерших.
— Липшица [262] знаете?
— Он не скульптор.
— Кто же он в таком случае?
261
Окторон — человек, имеющий одну восьмую часть негритянской крови. Прим. перев.
262
Жак Липшиц (1891–1973), французский скульптор-кубист, родившийся в Литве; работал в металле (бронзе). Лучшие композиции выставлены в Музее современного искусства, Нью-Йорк, в музеях Миннеаполиса и Лос-Анджелеса. Прим. перев.
— Чеканщик.
— А Джакометти? [263]
— Так, тутти-фрутти!
— А Пикассо?
— Маляр! Не умеет вовремя остановиться.
Мне захотелось вернуть разговор к Дамаску. Узнать, был ли он в Ливане.
В Ливане он был.
— А в Мекке?
— Да! И в Медине тоже. И в Адене, и Аддис-Абебе. Хотите спросить, где я еще бывал!
Тут нас прервал мой приятель Финк, попросивший огоньку. Взгляд, который он бросил на меня, говорил: долго ты еще собираешься продолжать эту игру? Он обернулся к мистеру Всезнайке и предложил ему сигарету.
263
Альберто Джакометти (1901–1966), французский скульптор и художник, родившийся в итальянской Швейцарии и уже при жизни ставший легендарной фигурой. Его творчество близко творчеству писателей экзистенциалистов. Прим. перев.
— Не сейчас! — отказался тот, подняв ладони и недовольно поморщившись. — Когда обсохну, я сам попрошу у вас сигарету. Лучше подождать.
Я слышал, как Финк пробормотал, удаляясь: «Пошел ты!» Тем временем, возможно, отвечая на мой последний вопрос, его милость принялся ораторствовать. Я пропустил первые фразы. Включился, когда он говорил:
— …у них нет магазинов, нет торговцев, нечего покупать, нечего продавать. Все, что хочешь, — берешь бесплатно. Все, что выращиваешь, выносишь на площадь и оставляешь там. Если желаешь фруктов, можешь рвать прямо с ветки. Сколько душе угодно. Но карманы набивать нельзя…
Где это, черт побери? недоумевал я, однако не пытался остановить этот фонтан.
— Туда мало кого пускают. На границе меня остановили. Отобрали паспорт. Пока их не было, я нарисовал портрет человека, которого хотел увидеть. Когда они вернулись, я протянул им этот портрет. Они увидели, что он очень похож. «Ты хороший человек, — сказали они. — Мы верим, что ты не собираешься никого грабить». Так они пропустили меня. Мне не нужно было иметь с собой ни цента. Чего бы я ни попросил, мне все давали даром. Большую часть времени я жил во дворце. Мог бы иметь и женщин, если бы захотел. Но о таких вещах не просят…