Тропик ночи
Шрифт:
— Я не знаю. Не имею представления, каким он стал теперь. Может, он воображает себя мстителем белой Америке за Африку. Хочет показать, что существует черная технология уничтожения, более сильная, нежели технология того же типа у нас. Что-нибудь в этом роде. Он исключительно жестокий человек.
— Полагаю, что так, — сказал Барлоу. — И эту идею он вывез из Африки?
— В Африке он научился способам действия. Быть может, у него всегда была в голове эта идея. Нет, это неправда. Он хотел быть замеченным, реально замеченным как личность, именно он как таковой, а не как личность с добавлением определения «черный», как пишут в разных анкетах. Не как черный поэт, черный драматург, черный муж богатой белой женщины. Он чувствовал, что никогда не добьется своей цели, и это приводило его в бешенство. Тогда он вбил себе в голову, что расе, черной расе разумеется, необходим свой Гитлер, без этого белые люди
— Ничего себе история, Джейн, — после долгой паузы проговорил Барлоу.
— Расскажите нам о вашей сестре, — вдруг заговорил Паз; Барлоу поглядел на него вопросительно, но Джимми было плевать на это. Он был зол — и не только на убийцу.
Джейн Доу попросила воды; Барлоу вышел и принес воду в большой пластмассовой чашке. Джейн выпила ее медленно, большими глотками и начала рассказывать:
— В Африке я заболела. Кончилось это больницей католической миссии в Бамако. Я долго была без сознания, при смерти, и кто-то из окружающих связался с моим братом. Он приехал за мной и отвез в Лонг-Айленд, родные поместили меня в клинику. Я этого не помню. Врачи не обнаружили у меня никакой патологии, но кажется, я утратила способность усваивать пищу. Уитт появился примерно через месяц, выглядел как обычно и был очень мил. К этому времени мне уже стало лучше. В моей болезни прежде всего был повинен он… ради забавы хотел наказать меня за… что-то… потом помог мне. Я ничего не говорила родным об этом и о том, что произошло. Это трудно описать или объяснить, но… когда я вернулась в Сайоннет, Африка стала казаться мне длинным дурным сном. Я считаю, что была тогда не совсем в здравом уме. Твердила себе, что слишком долго проболела. Я хотела, чтобы ничего этого не произошло, и в конце концов убедила себя, что этого на самом деле и не было. А он обладал теперь некоей силой… аурой, наводящей страх. Чувствуешь себя птицей, которую гипнотизирует змея. Я видела сны. Он действовал на меня через мои сновидения. — Джейн издала звук, похожий на всхлип и, скорее всего, предвещающий истерический припадок, но подавила импульс. — Это звучит нелепо, безумно. Во всяком случае, я ничего не натворила. Но настал день, когда он убил Мэри и ее ребенка. Думаю, ради того, чтобы показать мне свою силу и причинить страдания нашей семье, хотя все мои родные относились к нему очень по-доброму. А я боялась, что он убьет их всех. И чтобы спасти их, я увела «Ястреба» и убила себя.
— Но вы не убили себя, — заметил Паз.
— Не убила? Мне кажется, что убила. Я решила превратиться в Долорес, ведь из-за путаницы в Бамако у меня оказались все ее документы. Я взяла их с собой в таком жестяном ящичке, в нем были и некоторые другие вещи. Я все подготовила к взрыву яхты: вылила на днище все дизельное топливо, испортила регулятор подачи газа на баллоне с бутаном, подсоединенном к плите на камбузе. И не смогла этого сделать. Я хотела жить, чтобы… даже не знаю… чтобы свидетельствовать против него. Я чувствовала, что мне рано уходить из жизни, Ифа ждет, чтобы я исполнила его волю. У меня был пистолет. Я собиралась поджечь все это и застрелиться, но не сделала этого. У нас на борту была надувная лодка. Я надула ее, заливаясь слезами, как маленький ребенок. Потом я подготовила яхту к взрыву. Воспользовалась кухонным таймером, подсоединив к нему два проводка от стартера, закрепила их клейкой лентой, открыла газовый вентиль, установила таймер на срок в полчаса, заперла каюту и спустилась в надувную лодку. Высадилась на берег возле Бриджпорта, оттолкнула лодку от берега и поплелась в Дампстер. В это время яхта взорвалась и загорелась. Я не оглянулась. Пешком вошла в город, сняла комнату в мотеле под именем Долорес. На мне были большие солнечные очки и шляпа с большими полями. Впрочем, мотель был не из тех, где обращают внимание на вашу физиономию. Купила краску, изменила цвет волос, сунула за щеки ватные тампоны. Потом я купила дешевую подержанную машину у вьетнамских дилеров.
— А как с деньгами? — спросил Паз. — С ваших счетов вы ничего не снимали. Это проверено.
— Папа всегда держал пару тысяч в рундуке на яхте — на всякий случай, если деньги понадобятся где-нибудь в иностранном порту. Я уехала в Майами и обзавелась хозяйством.
— Вы думали, он
— Да. Он кое-что говорил перед тем… как убил Мэри. Полагаю, хотел вовлечь меня в свои дела. Он считает, что мы принадлежим друг другу. Хочет, чтобы я любовалась его делами и восхищалась им. Я говорю так, ибо понимаю, какой он и на что способен. А вы, парни, не понимаете. — Она взглянула на Паза. — Поймите, что вы не в силах остановить его. Вы считаете, будто можете, так как в глубине души расцениваете то, о чем я говорю, как безумные бредни. И думаете, будто пистолеты, наручники, тюремные камеры и так далее сделают свое дело. Но это не так.
— Ясно, — сказал Барлоу. — Ну и что же вы нам советуете предпринять? Делать перед ним пассы?
Она что-то пробормотала, и тут взорвался Джимми:
— Говорите же? Какое средство? Святая вода?
— Джиладоул.
— Это еще что за чертовщина? — прорычал Паз и увидел, как Барлоу поджал губы.
В дверь постучали, и в комнату влетела взбудораженная женщина-полицейский; она объявила, что прибыл адвокат миссис Доу и требует немедленной встречи с ней, а капитан Мендес в свою очередь хочет видеть обоих детективов — и тоже немедленно. Оба детектива посмотрели друг на друга. Паз пробурчал что-то себе под нос и, громко топая, вышел. Барлоу выключил магнитофон из сети, взял его с собой и тоже удалился, оставив задержанную наедине с женщиной-полицейским.
Мендес выглядел отнюдь не блестяще. Паз решил, что начальник находится почти в полной прострации и дрожит от страха. Мендес обычно имел очень аккуратный и даже элегантный вид — этакий хладнокровный манипулятор, распоряжающийся людьми и обстоятельствами по своей воле. Сейчас узел галстука сполз ему на грудь, две верхние пуговицы шелковой рубашки были расстегнуты, а где-то на уровне брючного ремня на этой рубашке темнело пятно от кофе. Пепельница на письменном столе была полна окурков сигарет и сигар. Паз и Барлоу сели, но Мендес продолжал мерить шагами пол. Зажужжал зуммер телефона, однако капитан и не подумал поднять трубку.
— Мэру позвонили из офиса губернатора по поводу этой суки, которую вы задержали, — начал Мендес. — Этой богатой суки. Вы знали, черт ее дери, кто она такая? Проклятый архиепископ тоже влез в это дело. Вы говорили с ее адвокатом?
— Нет, босс, парень только что приехал, и потом…
— Это она совершила преступление? У вас есть доказательства ее вины?
— Нет, — ответил Барлоу, — и еще раз нет. Она утверждает, что все преступления совершил ее муж. Уитт Мур.
Мендес перестал ходить.
— Это сделал он?
— Если она не окончательно спятила, получается, похоже на то. Проблема в том, что нет никаких вещественных улик, а на все время совершения преступлений у него есть безупречное алиби. И он не какая-нибудь вам шпана. Знаменитый черный писатель.
— Мне плевать на то, кто он такой. Мне нужен тот, кого я могу предъявить. Вы представляете, что там снаружи творится? Половина репортеров страны окружила здание. Это уже не местное преступление. Представлена вся сеть каналов телевидения. Они хотят знать, каким образом какой-то маньяк мог проникнуть в здание, охраняемое полицией, и располосовать женщину у нее в комнате, не разбудив женщину, спящую на соседней кровати. Я тоже хотел бы это знать. Мне предстоит спуститься к ним и говорить с ними. Я должен дать объяснения Хортону и мэру. И что я скажу? Что вы не детективы, а полное дерьмо? Это вы прикажете им сказать?
Мендес выпучил глаза, лицо у него побагровело.
— Он пользовался наркотиком, действующим на психику порошком из Африки, — сказал Паз.
Мендес уставился на него.
— Кто, Мур? Вам это известно?
— Это единственное объяснение, имеющее смысл, — соблюдая разумную осторожность, подтвердил свое заявление Джимми. — Он может одурманивать людей, временно погружать их в глубокий сон. Так он это и делает.
— Это теория, Арни. У нас нет прямых доказательств, — вставил свое слово Барлоу.
— В таком случае, так вас и этак, найдите их! Сфабрикуйте, в конце концов! Мне необходимо хоть что-то. Я не могу выйти к ним нагишом, помахивая пенисом! Схватите, задержите его. Возьмите любое количество людей себе в помощь, газовые маски, все, что угодно. Все! Идите.
Они встали. Паз спросил:
— А как быть с Джейн Доу?
Мендес махнул рукой.
— Отпустите ее! Мне вполне хватает архиепископа и прочей публики.
Они отправились назад в комнату для допросов. Барлоу шагал впереди, распрямив спину. Паз мог бы сказать, что его напарник зол, только неясно на кого: то ли на себя самого, то ли на Мендеса. В комнате Джейн Доу беседовала с крупным лысым мужчиной в очках в золотой оправе и отлично сшитом сером костюме. Ясно, это адвокат Томас П. Финнеган. Он сообщил, что на сегодняшний день миссис Доу закончила давать показания.