Тропик ночи
Шрифт:
— Да, знают, я здесь давно.
Они посмотрели на рыбок и на Лус. Джейн прислушалась к музыке и сообразила, что все время повторяют одну и ту же песню, только исполняют ее разные певцы и в сопровождении разных инструментов.
— Эта песня, — сказала она. — Я ее знаю. Она очень известна.
Паз рассмеялся.
— Да уж. Это самая замечательная песня, какую я знаю. Ее написал Хосеито Фернандес примерно в тридцатые годы. Существует множество ее вариантов, но сейчас звучит самый первый, оригинальный.
Джейн прислушалась. Мужской чуть хрипловатый и очень приятный голос, великолепная дикция.
— Песня называется «Гуантанамера», — сказал Паз. — Слышите? «Guantanamera, guajira Guantanamera…» Это значит «девушка из Гуантанамо, девушка с фермы».
— И ресторан назвали по этой песне.
— Не совсем так. — Паз рассмеялся немного смущенно. — Ладно, признаюсь вам. Это ресторан моей матери. А она и есть guantanamera, отсюда и название. Мы всегда ставим этот диск после полуночи, нечто вроде торговой марки. Но посетителям нравится.
— Ваша мать и правда с фермы?
— О да, она из деревни в горах к северу от Гуантанамо. Когда я был ребенком, я то и дело слышал: «Чего им там не хватает в деревне? Что, ты хочешь сникерс?!» Впервые я надел башмаки, когда мне исполнилось семнадцать. «Что, ты хочешь машину?!» Впервые я проехался на машине в двадцать два года, и это был грузовик.
— Но сейчас ваша мать отлично ведет дело. Этот самый ресторан…
— О да, но это сейчас. Она приехала в семьдесят втором. Так как она хорошо готовила, то получила работу в ресторане. Спала на тюфяке в кладовке, чтобы экономить деньги. Потом родился я, и маме поручили развозить на грузовичке в строящиеся районы еду рабочим-кубинцам — рис, бобы, кофе, лепешки. Я сидел на переднем сиденье грузовичка до тех пор, пока не пошел в школу. Мать истратила все до последнего пенни, но открыла свое первое заведение — прилавок и при нем четыре столика на Флэглер. А потом и этот ресторан, лет пятнадцать спустя. Типично американская история преуспевания.
Джейн заметила, каким напряженным сделалось его лицо, несмотря на веселую, чуть ироничную улыбку.
— А ваш отец? Кем он был?
— Я же вам говорил: он умер до того, как я родился, по дороге сюда.
Пришла официантка и принесла напитки, а также соломенную корзиночку с банановыми чипсами и глиняную мисочку соуса mojo criollo.
— Я заказал для нас. Вы не возражаете? — спросил Паз.
Джейн пожала плечами, улыбнулась, взяла один ломтик, обмакнула в соус и съела. Вздохнула, закрыла глаза. Взяла еще один. Потом еще.
Паз наблюдал за тем, как она ест и пьет. За пять минут она опустошила половину корзиночки и расправилась с дайкири. Паз прикончил остальное, если не считать нескольких ломтиков, которые съела Лус. Он заказал еще порцию.
— Я вижу, вы голодны.
— Да, — ответила Джейн, и глаза у нее вспыхнули.
За этим последовало блюдо жареных крабов, холодный суп из авокадо и бифштекс из вырезки с жареным картофелем и — на отдельных тарелочках — черными бобами и рисом. Девочка поела жареной картошки, немного бобов и риса, немного похныкала и уснула, опустив голову на колени Джейн. Джейн съела большую часть жаркого, бобов и риса. Паз глядел на нее с неподдельным восторгом.
— Вы хороший едок.
— Еда очень вкусная. Я не ела плотного обеда более двух с половиной лет. Собственно говоря, я и не испытывала голода. Последние двадцать
— De nada, — ответил он по-испански. — Не стоит. Можно спросить, зачем вы принимаете наркотик?
— Можно. Дело в том, что я не должна спать, пока все это не кончится. Он может добраться до меня, пока я сплю, и это отдаст меня в его власть, скорее всего навсегда.
— Но вы говорили, что у вас есть какая-то магическая защита и он не может до вас добраться.
— Да, в реальном мире. Но когда мы спим, то открываем дверь в мир переходный, вернее, в коридор, ведущий в мир духов. В этом коридоре духи могут посещать нас, потому мы и видим столько снов, но вместе с тем это и область, где имеет место черная магия, область пограничная. Я должна встретить его именно там, но при этом бодрствовать, а не спать.
— И как же этого добиться?
— Увеличить дозу. У меня есть достаточный запас нужного вещества. Но как я уже говорила, мне нужны союзники.
— Да, но вот этого я как-то не…
Он вдруг умолк и широко раскрыл глаза.
Весьма примечательная фигура двигалась в их сторону по обеденному залу. Женщина с кожей цвета красного дерева, одетая в платье из желтого шелка, с цветком гардении в кудрявых черных волосах, уложенных в сложную прическу. По пути она остановилась у нескольких столиков и обменялась с посетителями несколькими приветливыми фразами. Потом она подошла к их столику. Паз встал, приобнял женщину и поцеловал в щеку.
— Как дела, мами?
— Отлично. Правда, устала до смерти, работая на кухне собственного ресторана, потому что мой сын нисколько обо мне не заботится, а в остальном все в полном порядке. Кто эта женщина?
— Она имеет отношение к моей работе. Важная свидетельница. Могу я вас познакомить?
— Если хочешь.
Джимми слегка отступил в сторону и произнес по-английски:
— Мама, это Джейн Доу. Джейн, это моя мать Маргарита Кайол-и-Паз.
Джейн встала, протянула руку и посмотрела женщине в глаза. Не могло быть никакого сомнения. Она ощутила легкое покалывание на ладони, и женщина, видимо, тоже, потому что она быстро отдернула руку. Обычное для нее выражение высокомерного неудовольствия на лице сменилось удивлением, а потом и чем-то весьма похожим на страх. Паз наблюдал за этим с интересом: до сих пор он ничего подобного за своей матушкой не замечал. Он хотел было начать разговор, чтобы прояснить для себя ситуацию, однако Маргарита произнесла какое-то не слишком внятное извинение по-испански и поспешила уйти.
Опустившись на стул, Паз спросил:
— Что вы об этом думаете? Обычно она принимается за расспросы: какое у вас происхождение, скоро ли мы намерены пожениться и так далее.
— Возможно, она с первого взгляда поняла, что я вам не пара. Давно ли ваша мать состоит членом сантерии?
Джимми нахмурился.
— С чего вы решили, будто она состоит в сантерии? Она терпеть их не может.
— Вот как?
— Да. Она правоверная католичка. У меня была когда-то девушка, еще в школе. Она дала мне одну из этих маленьких статуэток, ну, вы понимаете. Мать обнаружила ее у меня, изругала, а статуэтку выбросила. Почему вы считаете, якобы она в сантерии? Потому что она темнокожая кубинка?