Тропой мужества
Шрифт:
Михаил открыл глаза и увидел лейтенанта с котелком.
– Вот, лучше еды не найдешь.
– Что это? – спросил Маевский, глядя на что-то зеленоватое и густое, но очень вкусно пахнущее.
– Щи это. Зеленые, вчерашние, в печи томленные. Ум отъешь.
– Спасибо.
Лейтенант ушел, оставив котелок с ложкой и ломтем хлеба, а Михаил еще раз понюхал варево. Пахло от котелка умопомрачительно, аж в животе засосало, ведь он сегодня лишь немного хлеба съел, когда его в сарае заперли. Больше ничего из еды не имелось, так как сало Маевский
«Вообще-то я скорее альтер эго, – тут же отозвался голос, – но в чем-то ты прав».
«В чем прав? В том, что ты темная сторона личности, и я должен скоро погибнуть?»
«Хм, – почему-то смутился голос, – почему темная, разве я жизнь тебе не спас?»
«Ты на вопрос не ответил!» – возмутился Михаил, даже ложкой взмахнул.
«Все там будем, – философски ответил голос, – ты кушай, а как насытишься, так на вопросы и отвечу».
«А во время еды нельзя? – спросил Маевский, запуская ложку в котелок. – Все равно разговор у нас мысленный».
«Никак нельзя. Ты еще голоден, а значит больше зол, чем добр, и на сытый желудок адекватней будешь. И то, что я тебе скажу, точно не понравится».
«Посмотрим… – ответил Михаил и, чуть подув на варево, положил его в рот. – М-м-м, с ума сойти! Это же амброзия!»
«Ага, на голодный желудок все съедобное амброзия! – согласился голос. – Однако зеленые щи действительно вкусны».
«Это ты виноват, что я сегодня ничего не ел, – буркнул Маевский. – До сих пор не могу понять, как ты смог меня убедить поменять целую банку тушенки на пару тетрадей и карандаш».
«Пришлось, извини, но такую возможность упускать нельзя. А селяне просто так ничего тебе не дали бы. И то, что ты записал, стоит того».
«Это по реакции Степанова было видно. Кстати, а что означает – Ярцево и дата?»
«Это касается только генерала, – ответил голос и после непродолжительного молчания, добавил: – Это дата и место его смерти».
Ложка замерла на полпути.
«Я знаю – кто ты!» – заявил Маевский, глотая порцию щей.
«И кто же?»
«Дух! Человек, умерший когда-то. Только духи знают будущее».
Михаил невольно хихикнул, не сразу поняв, что это не его реакция, а альтер эго.
«Да? – весело спросил голос. – И чей же я дух?»
«Ну… – задумался Михаил, – бабушка Достоевского вызывала Грибоедова…»
«И Наполеона тоже, – хмыкнул голос. – Да, я знаю будущее, но я не дух».
«А кто же еще?»
«Это сложно объяснить, я такой же человек, как и ты, но в данный момент я разумная система полей. Временно, конечно».
Михаил даже жевать перестал. Замер, открыв рот от изумления.
«А это возможно?» – наконец мысленно спросил он.
«Возможно. С помощью специальных электронных машин, – пояснил голос. – Я из будущего».
«Из будущего… – потрясенно повторил Маевский, – а я думал, что сошел с ума и у меня раздвоение личности».
«Кстати, я почти все о тебе знаю, а ты обо мне нет. Так что будем знакомы – меня зовут Свешников Павел Анатольевич, мне двадцать три года, учусь на физфаке».
«А…» – но спросить Михаил не успел, в комнату вошел капитан Перепелкин и недобро уставился на студента. Отчего тот даже поежился.
– Поел? – наконец спросил он.
– Да, спасибо. – Маевский положил котелок и ложку на стол.
– Тогда пошли, – усмехнулся капитан, – шпион, мать твою…
Глава 6
Тропа петляла по березовой роще. Если бы не отчетливо слышимая канонада, то можно подумать, что никакой войны нет. Михаил прислушался и понял, что грохот канонады стал ближе, а еще в обед отзвук был еле слышен.
«Бесполезно все», – подумал Маевский.
«А ты думал, что все сразу поменяется? – спросил гость. – Нет, так не бывает. Конечно, меры примут, если поверят, и даже будет какой-то успех, локальный. Но будут последствия. Немцы могут мгновенно изменить направление ударов, а наши не в состоянии оперативно реагировать на быстрое изменение обстановки».
«Ну ты…» – возмутился Маевский.
«Не дури! – прервал гость. – Ты думал – малой кровью, на чужой территории? А помнишь, что в тетрадь записывал? А когда в штабе сидел, что про связь говорили, слышал? Ее нет. Проводная постоянно нарушается. Пока связисты ищут обрыв, все донесения через посыльных. Пока сведения доставят… а у немцев радиостанции имеются на каждом самолете, на каждом танке. А у наших? Дай бог на командирских машинах стоят и не факт, что имеют качественную связь. Танкисты, вон, вообще флажками машут. И еще, ты хотел знать – как дальше будет? Так вот, Питер, то есть Ленинград, восьмого сентября в блокаде будет, а уже в октябре немцы до Москвы дойдут…»
Михаил чуть не споткнулся.
«Как до Москвы?»
– Эй, ты чего? – обернулся капитан.
– Канонада, – нашелся Маевский. – Она приблизилась.
– Приблизилась, – буркнул Перепелкин.
– Они же южнее должны ударить, – пробормотал Михаил, вспоминая сведения.
– Что? – не расслышал капитан. – Ты вот что, не дури, бежать не советую. Не верю я тебе, не верю.
– Незачем мне бежать, – пожал плечами Михаил. – И не шпион я. Если к немцам попаду, то они меня просто убьют.
– Это почему?
– Евреев они очень не любят. А я наполовину. По отцу, и внешне весь в него пошел.
– Откуда про то знаешь?
– Видел. Там, у моста, я рассказывал.
– Это которые… э-э-э… «бранденбурги»?
– Да, «Браденбург-800». Там еврейская семья поблизости оказалась, так немцы их сразу к берегу и расстреляли.
– Ладно, учтем, пошли быстрей.
Они перешли через ручей по узкому мостику.
«Павел, – впервые назвал гостя по имени, – Павел, скажи – немцы победили? Поэтому ты… то есть вы сделали эту машину времени?»