Тропою волка
Шрифт:
— Претендуют, мрази, на Биржи! А для меня он как для тебя Несвиж! Мой официальный титул, если ты еще не забыл, даже не «Слуцкий князь», как меня все именуют, а «князь на Биржах и Дубинках».
— Глебовичи не имеют никакого права на Биржи. Борись. Я же, со своей стороны, сделал все, чтобы ты здесь вот так запросто ходил и выступал на сейме.
— Дзякуй тебе, Михал… Кстати, а где именно находится сейчас наш упомянутый всуе друг Кмитич?
— Партизанит. Но точно не знаю где. Ушел в леса, собрал партизан, да и наводит страху на московитов по всему Полоцкому и Витебскому воеводствам. Говорят,
— Ну и молодец. Сам себе армия. Всегда завидовал его самодостаточно сти!
— Он свободен, — тихо произнес Михал.
— Что? — не понял Богуслав, нахмурив темную дугу брови. — Что значит «он свободен»?
— Это значит, что мы с тобой не свободны так, как Самуль. На нас цепями висят обязательства, гонор… Кмитичу плевать на все это. Я тоже завидую, что у него так все легко получается. Но мы — Радзивиллы. У нас так никогда не получится.
— Проклятый род? — Богуслав вопросительно уставился на Михала.
— Не проклятый, — возразил Михал, — а Богом избранный. А эта честь всевда тяжела, Богуслав. На нас ответственность лежит.
— Вот именно, — вновь поднял вверх указательный палец Богуслав, — и я эту ответственность уже чувствую, как она давит мне на плечи. Если мы не определимся с кандидатурой будущего короля Речи Посполитой сейчас, то очень скоро это окажется вообще поздно делать. Мы обязаны опередить конкурентов. Ты со своего бока и с бока жены своей намекни Яну, что вся Литва пошла бы за Собесским, выдвинь он свою кандидатуру на пост короля.
— Хорошо, — кивнул Михал, — ну, а пока я хочу все-таки вытащить Самуля из его любимых лесов, а то совсем в медведя превратится! Уже второго гонца посылаю к нему. Хочу, чтобы помог воевать против Хованского.
— Да уж, Хованский от одной его фамилии бежать будет до Смоленска, — усмехнулся Богуслав, даже не подозревая, насколько его слова окажутся пророческими.
— И последнее, — Михал остановился, повернулся к Богусла-ву, но опустил голову, не решаясь смотреть ему в глаза, — меня очень волнует судьба Аннуси, Анны Марии Радзивилл.
— В каком смысле? — нахмурившись, насторожился Богуслав.
— Ты, Богуслав, откровенно не прав в отношении своей воспитанницы. Ты ее любишь. Это я знаю. Любишь, но боишься своей любви и скрываешь ее и от Аннуси, и от себя самого. Что в результате? Ты отшиваешь женихов одного за другим. Да, Михал Пац не пара ей. Тут ты прав. Но ведь тебя никогда никто не устроит. В тебе кипит жгучая ревность, — Михал только сейчас поднял глаза на кузена, ожидая бурю гневных эмоций с его стороны. Но Богуслав стоял абсолютно молча и мирно слушал, слегка склонив голову, словно раздумывая.
— Девушке пора замуж, — продолжал Михал, — с твоей ревнивой опекой она может не получить вообще никого. Подумай. Решись хоть на что-нибудь.
— Хорошо, — Богуслав неожиданно улыбнулся и потрепал Михала по плечу, как бы говоря: «Все будет добра!»
— Что значит «хорошо»? Ты что, просто успокаиваешь меня или…
— Или! Не хвалуйся, братко. На следующей неделе, а может, даже раньше, я пошлю к Аннусе своего надежного человека с маленьким, но очень важным подарком.
— С каким?
— Угадай.
— Мне хотелось бы, — Михал явно волновался, аж пот выступил на
— Ты ужасно догадлив! — засмеялся Богуслав.
— Нет, ты серьезно? Ты это сделаешь?
— Так, мой милый Михаська! Дзякуй, что натолкнул меня на мысль! — лицо Богуслава сияло. — Сегодня у тебя все получается. Сегодня твой день, пан Виленский каштелян!
— Ну, виншую, Богусь! Наконец-то! — Михал крепко обнял кузена, а из его глаз брызнули слезы, слезы радости за двоюродного брата, слезы, которыми он оплакивал свою первую, безнадежную любовь. Как много стоило Михалу сказать Бо-гуславу то, что он сказал только что! Как много он над этим думал! Но Богуслав полагал, что его кузен плачет от чистого счастья. Слуцкий князь, смеясь, хлопал Михала по спине ладонью:
— Ну-ну! Тише! И не жми меня так! Задавишь!.. Ты мне лучше ответь, мудрец, найдется ли в Речи Посполитой священник, которым я буду humanissime exceptas (очень хорошо принят — лат.), который благословит нас?
— В самом деле, — Михал оторвался от кузена, вытер платком влажные глаза и пристально посмотрел на Богуслава, — это не праздный вопрос. Ведь ты кальвинист, протестант! Но… протестанты не решат твоей проблемы, а над католиками есть Папа Римский.
— А этот старый хрыч жаден и продажен, — радостно хлопнул по плечам Михала Богуслав, — и мы его просто-напросто купим! Я напишу заискивающее письмо Папе и пошлю ему увесистый сундучок. Как?
— Пойдет, — улыбнулся Михал, — тебе Папа сделает снисхождение, это уж точно. Особенно за сундучок.
И оба кузена весело рассмеялись.
Едва расставшись с Михал ом, Богуслав бросился к кафедре и отписал два письма: одно — Папе Римскому, второе — Анну-се. В письме он напрямую предложил руку и сердце. Впрочем, Богуслав знал, что его возлюбленная ждет этого предложения лично, но объясниться на письме казалось ему проще. Он писал, что ждет благословления и разрешения от Папы Римского. Боясь, что Аннуся усомнится в его чувствах в случае отказа Папы, Богуслав добавил:
«…Ежели от Папы Римского разрешения не будет, то в таком случае Ваша Княжеская Милость хотела бы выйти за меня, слугу своего? Во-вторых, если мы поженимся без папского благословения и это вызовет шум, упреки, умножающиеся проблемы, не станет ли Ваша Княжеская Милость ставить мне в вину, а сносить все терпеливо и не показываться в тех местах, где подстерегать Вашу Княжескую Милость могут неприятные впечатления, с этим связанные? И ежели бы мне пришлось в ущерб нам обоим некое решение принять, wo, будучи даже в неких чужих краях, Ваша Княжеская Милость хотела бы участь мою разделить и за фортуной моей вслед идти? Потому как сила силенная у нас недоброжелателей, и ко всему готовыми мы быть должны, ибо зла в мире больше, чем добра, ожидать приходится. Будь снисходительна, Ваша Княжеская Милость, что так открыто пишу, исполненный искреннего, доброго и любовью возвышенного чувства. Уже я буду изыскивать все возможные способы для нашего соединения. Прошу же, моя любимая мшостивая Княжна, будь ко мне любезна, не забывай того Богуся, который есть и будет до гробовой доски твоим…»