Тропы
Шрифт:
Он был говоруном и забиякой, но при этом никогда не лез на рожон, не говорил ничего оскорбительного и проявлял в отношении амбрийцев должное уважение. Мы поели в приятного вида забегаловке и хорошо поговорили о рынках и вредных грубых мужиках. Ойло часто смеялся радостным заразительным смехом, и в бирюзовых глазах вспыхивали золотые искорки. От него исходило особое приятное чувство теплоты, и я радовалась нашей встрече.
Так получилось, что отплывали на материк аргонцев мы уже вместе. Ойло был торговцем, и он тоже возвращался на Аргон.
Наир и Аган отправились со мной, хотя я уговаривала их остаться. Доказывала, что справлюсь сама, но они отвечали всегда одно и то же: «Бакар Шибан оказал нам честь сопроводить тебя до порта Рок. Мы будем охранять тебя, пока не ступишь на землю аргонцев, ири Фрэйа». Я была рада их преданности, но не видела в ней необходимости.
От Трека мы плыли до пограничного острова Тун еще три недели. А затем до материка аргонцев – около полутора месяцев. Это было трудное плавание, дважды налетал ужасный шторм. Не скажу, что мне совсем не было страшно: это было не слишком приятное путешествие. Дома я ходила только на маленьких лодках, и то для развлечения. Здесь моя жизнь зависела от других людей. Я знала, что Бури в любую минуту придет мне на помощь, дав возможность переместиться, но все равно чувствовала себя неуютно. В особенности потому, что боялась за всех остальных. Мне было тесно на судне, хотя при хорошей погоде мчаться вперед, ловя лицом соленые брызги и бешеный ветер, было весело.
С Ойло мы подружились сразу и крепко. В одну из ночей, когда мы были в каюте только вдвоём, я ему всё и рассказала. О том, что путешествую по мирам, о том, откуда я. Он выслушал внимательно и отнёсся к сказанному серьёзно: мгновенно и без колебаний поверил мне. Не знаю, в чём было дело, скорее всего, в нём самом. Он был удивительным человеком! Не таким суетливым и рассеянным, как Эван, и не таким спокойным и рассудительным, как Маир. Скорее они с Алеардом были чем-то похожи. И не только рыжестью и ростом, но и синим бесстрашным пламенем, обитавшим в сердце и вспыхивающим иногда в глазах.
Многие из попутчиков и матросы меня сторонились. Я обратилась за разъяснениями к Ойло, и он объяснил, что аргонцы издревле считают светловолосых людей некрасивыми, отталкивающими. Я несказанно обрадовалась этому: лучше быть такой, чем привлекать внимание красотой.
– Если ты не бывала на Аргоне, тебе будет трудно это понять. Свет для них подобен смерти. Светлый значит небесный, а небо – пристанище ушедших душ. Ты смекаешь, к чему я клоню?
– Смекаю. Я для них вроде мертвеца, да?
– Ага! А я вроде больного неизлечимой болезнью. Аргонцы нас боятся, Фрэйа. Амбрийцев они не любят, а нас боятся. Мы, троги, натуры страстные, эмоциональные, чувствительные, совсем не похожие на них. И сильные. К тому же рыжие… В большинстве. Рыжий цвет волос им тоже почему-то не нравится, хотя они охотно покупают трогских дев. Незавидная участь – стать рабом какого-нибудь тупого аргонца, – и он поморщился. Я поспешила сменить тему.
– Ты, Ойло, не просто рыжий. Вот один мой близкий друг – он рыжий. А ты, уж прости, красный! – сказала я, и он рассмеялся. У парня и правда был удивительный оттенок волос, какого я прежде не встречала.
– Мы верим, что сотворены Пламенем. Не оно ли живет в нас, порождая страсть и любовь, желания и мечты, ненависть и великодушие?
– В чем-то ты прав, – согласилась я.
– Да я вот всем прав! – сказал он, и мы снова расхохотались. – Ты упомянула своего друга, Фрэйа. Он не трог случаем?
– Нет, Ойло, он землянин, как и я.
– Ах, да! – и он смешно хлопнул себя по лбу. – Ты же не отсюда. Сколько я путешествовал по Аргону, сколько мест посетил – и нигде не видел женщин с волосами цвета белого золота. К тому же для аргонки ты слишком высокая. Вот амбрийцы – да, хотя некоторым из них даже я в подмышки дышу. – Он задумался. – Этот человек… Скажи, как ты относишься к нему? У тебя меняется голос, когда ты говоришь о нем. Я могу ошибаться, но мне все время кажется, что ты готова разрыдаться, вспоминая этого рыжеволосого.
– Ты очень проницателен, Ойло. Этот мужчина мне дорог, и он не просто мой друг. Единственное, зачем я поплыла на этом корабле на Аргон, чтобы попытаться найти его.
– Фрэйа, ты спятила! – горячо воскликнул парень. – Ничьей жизни не хватит, чтобы на Аргоне кого-то отыскать! Особенно если ты не знаешь, где точно искать. Стоит он того, этот мужик? Стоит таких пылких чувств?
– Он – самое дорогое, что у меня есть. Он моя память.
– Да, здесь все серьезно, – покачал головой Ойло. – Тогда скажи, как этого исключительного зовут. Вдруг встречу, привет передам от тебя.
– Алеард. Его зовут Алеард Тэй.
– Хм… Звучит как имя чистокровного трога, – задумчиво произнес парень. – Фрэйа, а ты знаешь, как мы стали теми, кто мы есть?
– Нет, Ойло, но мне будет очень интересно узнать это от тебя.
– О, хвала Пламени! Наконец-то достойный слушатель! – обрадовался он, пододвигаясь ко мне поближе. – Это было несколько столетий назад, – начал Ойло, понижая голос. – Тогда наш полуостров славился не меньше, чем Амбра. Его населяли могучие воины – отважные и сильные, которые никогда не ударят в спину, не вступят в бой без причины. Они были горячими, неудержимыми, но милосердными. Словом, великие это были мужчины. И прекрасные девы дарили им свою любовь: нежные, добрые сердцами и справедливые в суждениях. Трогия не воевала тогда с Аргоном. И все жило и дышало жизнью, но пришел новый народ, – он зашептал, склоняясь к моему уху. – Гавилы – полулюди, полузвери. У них шерсть росла на ногах, и когти были острые, как у хищных птиц. Красноглазые свирепые Гавилы… Никто не знал и не знает до сих пор, откуда они появились. Аргонцы бросили нас, Фрэйа. Бросили на произвол судьбы. Конечно, они сделали это специально, потому что в той войне мы сражались до последнего. Пали лучшие воины, нас осталось совсем мало. Горстка людей на холодной от сражений земле. Горстка трогов против сотен аргонцев. Аргонцы могли сбежать и сбежали. Они хотели жить и живут, вот только я не считаю это жизнью. Лучше быть покинутым удачей, чем жить предателем.
А Трогия пала. Погибая, Гавилы отравили своей кровью мою родную землю. Наш народ вырождается. Наш полуостров не цветет – он тлеет. Леса прежде были полны красок и дождей, солнце и луна светили ласково, но теперь они сокрыты черным туманом, и не проникает сквозь ветви ни жар, ни свет. Родовые дома уже не те, что раньше. Ближе к океану только скалы, там невозможно жить, а ближе к материку сидят эти трусы. Они не пускают нас на «свою» землю, а ведь только благодаря нашим огненным воинам сберегли задницы. Трогов мало, но даже жалкие их остатки смогут победить целую армию аргонцев… – Он замолк, прислушиваясь к чему-то, потом также тихо продолжил: – Не в обиду твоим друзьям-телохранителям, Фрэйа, но амбрийцы – молодой народ. Им не более тысячи лет, в то время как трогам – уже больше трех тысяч. Или четырёх, не знаю точно. Говорят, что там, за луной, есть планета. Говорят, что мы пришли оттуда, из другого измерения, но как вернуться на родину, в тот, первозданный мир, полный добра и справедливости – никто не знает.
– А ты веришь, что это правда, Ойло?
– Верю ли я? – усмехнулся он. – Мне об этом рассказывал мой дед, а ему – его дед. Я не просто верю в это, Фрэйа, я живу этим. Я не лучший сын своей земли, но хотя бы не трус. Ты не думай, я тебе это рассказываю не потому, что жажду сочувствия. Ты умеешь слушать. Уже давно никто не слушал меня, мне просто не с кем было поделиться истиной. – Он нахмурился, опуская глаза, но потом продолжил: – Сейчас у нас не растет то многообразие плодов и кореньев, что было до войны. Приходится как-то выкручиваться. Ха! Да чтобы я стал торговцем! Это же смехота какая-то! – Он вдруг сжал зубы, как от боли. – Фрэйа… знала бы ты, как я тоскую по тому, чего не помню. У нас рождается мало детей, прежде благословенная земля стала проклятой. Мы не станем завоевать землю аргонцев, не в наших правилах брать силой. Мы терпим, но, клянусь Пламенем, как бы я хотел из жалкого смиренного червяка превратиться в огненного воина, о которых рассказывал дед!