Троя

Вэнс Джек Холбрук

– Зачем вы преследуете меня? – в лоб спросил Каткар. – Чего вам от меня нужно?

– Мы первыми вошли на борт, – парировал Глауен. – Какое же тут может быть преследование?

Каткар хмыкнул.

– Я ни от кого не убегаю. В конце концов, я свободный человек и прошу вас только об одном – забудьте меня.

– Это легче сказать, чем сделать.

– Ерунда! – воскликнул Каткар и снова впился в Глауена острым горящим взглядом. – Мои дела ясны и прозрачны, о моем прошлом все известно. Так что, давайте считать, что мы с вами незнакомы, выкиньте из головы любые воспоминания о Руфо Каткаре – и

немедленно.

– Все не так просто, как кажется. У нас есть что обсудить.

– Неправда! – зашипел Каткар. – Время обсуждений прошло. А теперь…

– Не спешите, прошу вас, не спешите. Помните ли вы последний вечер на Штроме? Вы сидели за столом со своим другом Роби Мавилом. Почему вы покинули ресторан столь быстро?

Глаза Каткара вспыхнули.

– Роби Мавил мне не друг! Он ядовитый жук в человечьем обличье. И вы еще спрашиваете, почему я так поспешно ушел от него? Просто он сказал, что меня немедленно хочет видеть сэр Денцель. Я знал, что он лжет, поскольку сам только что вернулся от Денцеля, после того, как получил исчерпывающие указания. Как только я посмотрел в лицо этого жука и услышал его сладкий голосок, то сразу понял, что впереди меня ждет что-то нехорошее. Более робкий человек испугался бы, но я только быстро покинул таверну и вылетел на Араминту на флиттере Денцеля. Больше мне вам сказать нечего, и разговор можно считать законченным. А теперь уходите.

Но Глауен будто не расслышал последнего предложения.

– А вам известно, что Денцель мертв?

– Эта новость застала меня уже в гостинице. Это большая потеря для Кадвола. Сэр Денцель был настоящим патрицием, благородным человеком во всех отношениях. У нас было с ним много общего, и потому я глубоко скорблю о нем. – Каткар сделал отчаянный жест. – Я и так сказал вам достаточно. Слова – пустые звуки, они лишь зря растрачивают наши эмоции. А правда весьма проста, груба, нелицеприятна и заключается в том, что правды этой вы никогда не узнаете, поскольку слишком поверхностны и неумны.

Глауен проглотил замечание, но, к сожалению, полностью в нем не разобрался.

– Хорошо. Но к чему все это переодевание?

Каткар обиженно поджал губы.

– Мое поведение определяется логикой – процессом, неизвестным на Араминте. Говоря коротко, я очень намерен продлить годы своей жизни, пусть ничтожной и никому, на ваш взгляд, не нужной. Но это моя единственная радость во всей Сфере, и я буду несмотря ни на что холить ее и лелеять, что бы там ни ожидало меня впереди.

– Я полагаю, что впереди вас ждет то же, что и всех остальных.

– Да! Но я не все остальные! Я человек особенный и многого стою! Вспомните титанов, обхитривших норн и их эдикты! Пример этих героев всегда у меня перед глазами!

– Отсюда и переодевание?

– Переодевание сослужило мне хорошую службу – оно доставило меня на борт корабля в целости и сохранности, и я от него не откажусь, даже несмотря на проклятые ботинки, которые напоминают не обувь, а, скорее, крысоловки. – Он снова быстро окинул Глауена взглядом. – А сами-то вы что? Зачем вы здесь? Еще один полоумный план Вука?

– Не совсем. Вы же сами сказали нам про Левина Бардуза и его делах с Клайти.

Каткар быстро кивнул.

– Сказал.

– Именно поэтому я тут. Мы не можем позволить,

чтобы ЖМС и йипы стали искать поддержки по всей Сфере.

– И вы надеетесь лишить их этой поддержки?

– Разумные люди встанут на нашу сторону.

– Но вы найдете слишком много и неразумных, уверяю вас.

– Был Денцель знаком с Бардузом?

– Они встречались в доме у Клайти, но оба друг другу решительно не понравились. Перед уходом сэр Денцель назвал Бардуза «психическим каннибалом, пожирателем душ», а Бардуз его – «глупой старой кошкой». Но никаких ссор не было, и расстались они весьма мирно. Короче: хватит, мне больше не о чем с вами говорить, уходите!

– Поскольку меня тут столь сильно не хотят видеть, я, пожалуй, уйду, – согласился Глауен. – Но приду еще.

Глауен вернулся в кормовой салон, где у окна сидел Чилк и следил за мелькавшими мимо звездами. Рядом стоял поднос с соленой рыбой и круглый каменный кувшин с «Синей Руиной».

– Как поживает дружище Руф?

Глауен сел рядом.

– Живет весьма интенсивной жизнью, в которой мы с тобой воспринимаемся как досадные мелочи. – Клаттук взял кувшин и плеснул себе в квадратный стакан немного бледно-синей жидкости. – Каткар был нелюбезен и неразговорчив. Говорил он при этом, правда, много, но не сказал ничего, что мне было нужно услышать. Он объяснил, что они с сэром Денцелем были единственными аристократами духа, и потому он весьма скорбит о смерти Денцеля. В более подробные объяснения он не пускался, поскольку посчитал, что я не в состоянии оценить его рафинированных чувств. Еще он сообщил, что предпочитает жизнь смерти, поэтому и улетел со Штромы и оказался здесь на борту в столь экстравагантном наряде.

– Звучит вполне разумно, – вздохнул Чилк. – Но тайна так и осталась тайной. Он мог, например, сесть на борт «Леукании» и отправиться на Пегас или в созвездие Диогена и затеряться там совершенно – однако он зачем-то лезет на самый многолюдный рейс и тащится в Соум.

– Интересная точка зрения! И я догадываюсь, что все это значит!

– Это значит лишь то, что у него есть дело, которое тащит его в Соум, несмотря на все страхи. Дело означает деньги. Но – чьи деньги? Деньги ЖМС? Сэра Денцеля?

Глауен посмотрел в иллюминатор и виновато сказал:

– Наше с тобой задание не имеет никакого отношения к Каткару, хотя, с другой стороны, нам не раз говорили, что гибкость – одна из немногих настоящих добродетелей.

– Это больше, чем добродетель, это различие между «вверх» и «вниз».

– Значит, это еще один момент, который стоит учесть? Каткар владеет информацией, которая может оказаться очень важной. Он оценил ее в двадцать тысяч солов, и хотя бы уже поэтому нам стоит им заняться. Как ты считаешь?

– Согласен. И Вук, думаю, согласился бы. Каткар, конечно, нет, но наши интересы его не касаются.

– Для бедняги Каткара это дурные новости. Мало ему собственных бед, так появляются еще два нахала из проклятого Бюро Б и начинают его преследовать именно в то время, когда он страстно хочет лишь одного – спокойно путешествовать. Теперь я представлю, как он меряет шагами каюту, проклинает все религии вместе взятые и взвешивает шансы.

Чилк отпил из стакана и снова углубился в созерцание звезд Хлыста Мирсеи.