Троя
Шрифт:
– Такой сыр на Старой Земле. А крыса – это крыса.
– А, тогда, конечно, все ясно. И ты надеешься…
– Я уверен, что приучу ее есть из моих рук в три дня плюс-минус четыре часа.
Глауен с сомнением покачал головой.
– Интересно, догадывается ли Флиц о том, какая опасность ее подстерегает?
– Надеюсь, что нет. Она слишком занята.
В этот же день Чилку представилась возможность проверить свои догадки. Он позвал девушку, когда она пробегала главным холлом.
– Подожди, Флиц! Самое время почитать стихи!
Флиц остановилась.
– А кто будет читать и кому?
Чилк показал ей томик в кожаном переплете.
– У меня здесь есть «Изобилия» Наварта. Можно почитать сначала самые твои любимые, а потом мои. И еще, прихвати-ка кувшинчик старого Сайдвиндера и пару кружек.
Флиц холодно улыбнулась.
– Сейчас я не настроена заниматься поэзией. Но почему бы вам не почитать вслух самому себе и столько, сколько пожелаете? Я закрою дверь и вы никому не помешаете.
Чилк отложил кожаный томик.
– В таком чтении нет шарма. Впрочем, ладно. По-моему, уже вполне можно устроить небольшой пикник.
Несмотря на все возрастающее желание двинуться дальше, Флиц остановилась и спросила:
– Какой такой пикник?
– Ну, я имею в виду, что было бы чудесно, если бы мы с тобой взяли и позавтракали где-нибудь на улице, вдвоем.
Флиц улыбнулась самой мимолетной из своих улыбок.
– С вашей ногой, которая находится в таком плачевном состоянии? Я полагаю, это неразумно.
Чилк залихватски махнул рукой.
– Тут нечего опасаться. Первая же боль станет сигналом, чтобы тебе начать свой чудодейственный массаж, боль пройдет и мы продолжим наш пикник и нашу беседу – или еще что-нибудь, чем будем заниматься.
– Вы обманываете сами себя, господин Чилк.
– Зови меня просто Эустас.
– Как хотите. Но в настоящее время я…
– Да, кстати, как только вы заговорили о ноге, тут она и заболела, и заболела…
– Это очень плохо, – нахмурилась Флиц.
– Так совершите свой акт милосердия или уж не знаю, как это и назвать.
– Чуть позже, – и Флиц выбежала из холла, напоследок все же обернувшись через плечо на Чилка.
В полдень следующего дня Чилк снова вышел в холл, уселся на кушетку, стал смотреть в окно и ждать новых возможностей.
Флиц действительно скоро показалась в дверях, увидела Чилка, замедлила шаг, но потом выбежала, как и вчера.
Через час девушка снова прошла через холл. Чилк сделал вид, что полностью погружен в созерцание пролетающей птички и не замечает ничего вокруг. Флиц некоторое время постояла, с любопытством выглянув в окно, искоса рассматривая Чилка, затем пошла по своим делам дальше.
Но через несколько минут вернулась. Чилк по-прежнему смотрел на туманный горизонт. Флиц медленно подошла к кушетке, и краем глаза Чилк заметил, что девушка глядит на него с клиническим любопытством.
– С вами все в порядке? Вы сидите в
Чилк мрачно рассмеялся.
– В ступоре? Едва ли. Я предавался мечтам, думал о прекрасном. В моих грезах столько красоты и таинственности.
Флиц отвернулась.
– Что ж, продолжайте грезить дальше, господин Чилк. Простите, что помешала.
– О, не спеши! Мечты могут подождать! – запоздало крикнул Чилк, мгновенно сбросив с себя мечтательность. – Присядь со мной ненадолго, я должен тебе что-то сказать.
Флиц заколебалась, но все же осторожно присела на край кушетки.
– Что за проблема?
– Никаких проблем нет. Скорее это можно назвать комментарием. Или анализом.
– Анализом чего?
– В основном меня.
Флиц не могла удержаться от смеха.
– О, предмет слишком глубок и сложен, господин Чилк! Сегодня у нас просто нет на это времени.
Но Чилк не обратил на ее слова внимания.
– Когда я был мальчишкой, то жил в Айдоле, на Старой Земле. Три мои сестры были всегда очень компанейскими созданиями и постоянно приводили домой своих подружек, так что я имел несчастье вырасти среди хорошеньких девушек. Они были всех сортов и всех размеров, на любой вкус. Одни высокие, другие маленькие, третьи идеальные, словом, целый цветник.
Несмотря на странность разговора, Флиц вдруг заинтересовалась им.
– Но почему вы сказали «имел несчастье»?
– Для юноши-идеалиста, каким был я, это слишком страшное испытание, я не мог ассимилировать такого разнообразия. Классический случай – слишком много, и слишком рано.
– Слишком много… чего?
Чилк туманно улыбнулся.
– Разочарования? Потери восхищения? В шестнадцать лет я был уже жадный эпикуреец, и там, где нормальный юноша видел какие-то намеки, туманы и розы, я видел лишь сварливых маленьких вредных зверьков. – Чилк выпрямился, и голос его зазвучал горько и откровенно. – И теперь я с грустью признаюсь, что когда увидел тебя в первый раз, я сказал себе: ага, вот еще одно хорошенькое личико, за которым таится такая же суетность и пустота, как и за всеми другими. И ты, наверное, немало удивлялась моему странному поведению, продиктованному этими детскими впечатлениями – за что теперь покорно прошу прощения.
Флиц в удивлении покачала головой.
– Теперь я не знаю, что мне делать: то ли поблагодарить вас за такую откровенность, то ли оставить вас дальше рассматривать птичек.
– В общем, разницы в этом нет, – щедро признался Чилк. – Теперь я пришел в себя, и, несмотря на твою безупречную красоту, получаю удовольствие от твоего общества, и даже с радостью поцеловал бы тебя.
– Сейчас?! Здесь?!
– По обоюдному согласию, разумеется.
Флиц бросила на него быстрый подозрительный взгляд. Что еще может быть на уме у этого странного субъекта? В общем, он даже очень неплох, открытое лицо с сухими и определенными чертами выглядело интересно, а главное, было в нем нечто, что каким-то образом возбуждало ее любопытство.