Троя
Шрифт:
– Неужели у тебя совсем нет чувства ответственности?
Сандж пожала широкими плечами.
– Одна грязь или другая – какая разница? А для того, чтобы улавливать между ними разницу нужны мозги поострей моих.
– Но если общество разбито на партии типа ЖМС, то каждая решает определенные проблемы, и в результате, при сложении решений цивилизация все-таки оказывается в выигрыше! – запальчиво воскликнула Трейденс.
– Мило! – вступил в разговор Танкред. – Если, конечно,
– Это пошло и глупо, – фыркнула Трейденс. – А с Сандж, при ее полном отсутствии интереса, вообще нечего разговаривать на подобные темы.
– А я подозреваю, что главным принципом ее жизни просто является скромность. И она не декларирует свои воззрения налево и направо, поскольку, как любой умный человек, знает, что они в любой момент могут измениться. Я верно говорю, Сандж?
– Абсолютно. Я скромна и не верю в догмы.
– Браво, Сандж!
– Сумасшедший поэт Наварт был, как и Сандж известен своей скромностью, однако считал, что только он один и понимает природу, полагая собственную поэзию некой природной силой.
– Очень похоже, – согласилась Сандж.
– Наварт был весьма страстен, но в каком-то смысле совершенно невинен. Когда он намеревался создать что-нибудь выдающееся, то забирался на скалы и писал стихи под открытым небом, используя облака в качестве каллиграфических медиумов.
– Ничего в этом не понимаю, – перебила Трейденс. – Что этот старый дурак мог видеть в облаках?
– Неизвестно, – обиделся Танкред, глубоко чтивший безумного поэта и боготворивший все, что его касалось. – Но самые лучшие его произведения датированы именно тем временем. Словом, методы Наварта иррелевантны нашим. А вы как думаете?
– Я думаю, ты столь же безумен, сколь и твой Наварт.
– Как я слышала он упал со скалы, преследуя козу и едва выжил? – вступила в светский разговор Уэйнесс.
– Вот глупец! – рассмеялась Аликс-Мари. – Чего же он хотел от козы?
– Кто знает? – задумчиво произнес Танкред – Может быть, это всего лишь одна из многих тайн мастера?
Айвор снова посмотрел на часы.
– Еще десять минут. Уэйнесс, конечно, знает, в чем дело, но молчит.
– Разве у тебя нет ностальгии по Штроме? – поинтересовалась Аликс-Мари.
– Честно говоря, нет. У меня было много работы по Консервации, и ни на какую ностальгию времени не оставалось.
Айвор презрительно рассмеялся.
– Ты говоришь о Консервации как о какой-нибудь религии!
– Нет, не религии. То, что я чувствую – это любовь. Кадвол дик, открыт и прекрасен, и я не вынесу, если он станет
– Но в жизни есть много вещей поважнее, чем Консервация, – сентенциозно заметила Ланайс.
– А я вот не стремлюсь ничего сохранять, – в своей обычной манере ввернула Сандж. – И никогда ни о чем не жалею.
– И правильно, – подхватил Айвор. – На Кадволе нет ничего особенного. Два-три больших города с сомнительными ресторанами, пара казино да двадцать домиков на озере Элиан, окруженных двумя тысячами акров садов и парков, в которых полно горячих девиц. Ну, еще изгороди, за которыми можно скрыться от бенджи и ярлапов, не говоря уже, разумеется, о туристах.
– Айвор! – взорвалась Аликс-Мари. – Твои замечания отвратительны!
– Не вижу, почему. Они просто откровенны.
– Может быть. Но я убежденный консерватор, во всяком случае настолько, насколько это слово означает неприкосновенность моей собственности и ее недосягаемость для вульгарного большинства.
– Это что – новая политика ЖМС? – невинно спросила Уэйнесс.
– Разумеется, нет, – сердито ответила Трейденс. – Айвор просто придуривается.
– Ха-ха! – засмеялся Танкред. – Стоит только пацификам потерять хотя бы часть оперения из своих громких фраз, они сразу становятся похожи на сов, дрожащих под ветром!
– Как зло, – не моргнув глазом, парировал Айвор и повернулся к Уэйнесс. – Танкред – чудовищный циник. Он даже сомневается в существовании правды! Кстати, о чем же будет говорить с нами твой отец? Или ты предпочитаешь играть в тайны?
– Предпочитаю. Через несколько минут вы все услышите «тайну» из первых уст.
– Но ты-то знаешь?
– Конечно, знаю!
– Но из этого все равно ничего не выйдет! – запальчиво воскликнул Айвор. – Мы проницательны, решительны и мобильны – все его доказательства пропадут втуне!
– Никаких доказательств вы и не услышите.
Но Айвор нес свое.
– Вправо или влево, на запад или восток, вверх или вниз – все равно! Он никогда не сможет работать с «динамическим гуманизмом»!
– Он и не станет, как только поймет, что это такое.
– Динамический гуманизм – это мотор, который движет философией ЖМС! И он гораздо более демократичен, чем все ваши Хартии и Консервации! Его нельзя отрицать!
– Браво, Айвор! – одобрил Танкред. – Ты мог бы произнести блестящую речь, если бы она не была такой скудоумной. И я хочу предупредить тебя раз и навсегда: как бы пацифики ни грезили услугами распрекрасных йипских девиц, ваши бредовые мечты никогда не станут реальностью, поскольку Кадвол – заповедник, и им останется. Надеюсь, идея не слишком трудна для восприятия?