Тройной агент
Шрифт:
— Папочки больше нет, — тихо сказала она.
В тот вечер, когда самолет, на котором Минди Лу Парези с дочерью Сантиной возвращалась после рождественского визита к родителям, приземлился в Сиэтле, они успели получить от Дэна имейл и были совершенно спокойны. Их путешествие не было простым, пришлось стоять в очередях, рейс без конца задерживали, все это их вконец вымотало, так что, едва войдя в дом, они побросали чемоданы и сумки и пошли спать. А в два часа ночи 31 декабря Минди Лу разбудил стук в дверь. Выглянув в окно спальни, она увидела внизу, на крыльце, троих мужчин, одним из которых был полицейский.
— Что-то случилось с Дэном? — крикнула она
— Да, мэм, случилось.
Впустив мужчин в дом, она выслушала их, но долго не верила в то, что ей говорят. Да не может этого быть, мне ведь только что — вот, прямо нынче вечером — пришел от него имейл, твердила она.
Посланцы «Блэкуотера» перепугались, один из них позвонил в компанию — проверить.
Ответ был однозначен. Дэн Парези погиб.
Пройдет еще почти два дня, прежде чем Минди Лу Парези позволит себе заплакать. В то утро она часами металась по квартире, то складывала какие-то простыни, то принималась звонить по телефону. Потом собралась и полетела в Довер, штат Делавэр, чтобы встретить самолет, на котором привезут тела погибших в Афганистане. Из шкафа достала военную форму мужа, ботинки и взяла с собой, упаковав в отдельную сумку. Наверняка Дэн хотел бы, чтобы его похоронили в форме.
В первый день нового года она ехала в аэропорт, по дороге — и в автомобиле, и потом в аэропорту — изо всех сил прижимая к себе сумку с формой Дэна. На посту охраны один из служителей попросил у нее эту сумку, чтобы пропустить через металлоискатель. Сперва она никак не могла заставить себя с ней расстаться. А выпустив в конце концов из рук, неудержимо разрыдалась.
Весть о взрыве достигла Иордании поздним вечером. Сперва о нем узнали в разведслужбе, Мухабарате, а потом и во дворце. Официальный представитель королевского двора позвонил братьям Али бен Зеида и его жене и попросил всех собраться в принадлежащем этой ветви клана доме в Аммане.
Когда все были на месте, к дому подъехала делегация высших правительственных чиновников. В нее входил брат короля принц Али бен аль-Хуссейн, премьер-министр, глава Мухабарата и командующий вооруженными силами Иордании. В 9.30 вечера мрачная процессия приблизилась к двери дома.
Дверь отворилась; несколько минут никто — ни из сановных гостей, ни из членов семьи — не произносил ни слова.
— Все уже знают, — сказал брат Али бен Зеида Хасан.
Халиль аль-Балави, отец бомбиста-смертника, подобного визита не удостоился. Но новогодним утром телефоны зазвонили и в родном доме Балави, и в доме родителей Дефне Балави в Стамбуле. В обоих случаях звонивший говорил по-арабски и не назвал своего имени.
Халилю аль-Балави гон звонившего показался скорее даже радостным. Хумам совершил восхождение к мученичеству, убив при этом в Афганистане семерых сотрудников ЦРУ, сказал он.
— Не надо печалиться, — продолжал тот человек. — По воле Аллаха он теперь в самом средоточии рая.
В момент разговора Халиля аль-Балави окружали домашние, но он никак не мог заставить себя даже единым словом намекнуть им на смысл сообщения (а может, и сам не мог поверить); рассказал лишь много часов спустя, когда по всей округе уже разнесся слух о том, что это Хумам, тот самый врач, что жил с ними по соседству, устроил взрыв, о котором, как о великом событии, твердит теперь арабский новостной канал «Аль-Джазира». Наперебой стали звонить родственники и друзья дома — одни с соболезнованиями, другие же выражали нечто схожее с поздравлениями.
Халиль аль-Балави по большей части молчал, и настал момент,
«В начале 2009 года его арестовали и три дня продержали в Мухабарате, — записал старик. — Потом выпустили. Как отец, свидетельствую, что с того дня он разительным образом переменился.
Вот из-за чего, — написал он, — я потерял сына».
17. Решимость
Виргиния, Лэнгли — январь 2010
Шейх Саид аль-Масри сразил исполина и бурно радовался.
В одном из своих редких публичных заявлений человек № 3 в «Аль-Каиде» провозгласил этот взрыв «удачно завершившейся эпопеей». А своего агента, убийцу Хумама аль-Балави, возводя в статус звезды, называл «знаменитым писателем и проповедником, <…> прилетевшим к нам из далеких мест моджахедом», которому удалось проникнуть на базу ЦРУ, смертельного врага группировки.
В своем послании, опубликованном на джихадистских сайтах вскоре после самоподрыва смертника, аль-Масри едва ли не в открытую брал на себя ответственность, но прямо этого не говорил, потому что иначе (как отлично понимал старый вояка) только подверг бы себя лишнему риску. Он лишь намекал, что знаком с самыми сокровенными деталями заговора, называя его «образцом терпения, грамотного планирования и мудрого руководства».
«Он привел в действие свое прекрасное, удивительное и великолепно спроектированное взрывное устройство, которое оставалось невидимым для глаз неверующих», говорил аль-Масри. Затем, обращаясь прямо к мертвому бомбисту, он официально объявил, что освобождает Балави от всех сомнений, которые таил на его счет, ибо получил ответ на те вопросы, которые вплоть до самого конца не давали ему покоя.
«По милости Господа, ты победил, о, верующий вместе с Господом Каабы, о, Абу Лейла, Аллах велик! — сказал он. — Ты был правдив и доказал это».
Но реакция аль-Масри была даже сдержанной по сравнению с ликованием главаря талибов Хакимуллы Мехсуда. Лидер когда-то приютившей Балави группировки потрудился заснять иорданца на видео перед его гибелью, так что теперь обладал доказательством своей причастности к столь успешной операции. И доказательство это ему пригодилось: в первые же дни после случившегося конкурирующие с его группировкой банды талибов стали делать попытки присвоить успех себе. Одна такая группа, например, утверждала, что взрыв устроил недовольный американцами афганский солдат.
Хакимулла пришел в такую ярость, что принялся рассылать западным журналистам имейлы, подписываясь настоящим именем.
«Мы заявляем, что ответственность за эту атаку лежит на подразделении ЦРУ в Афганистане», — писал в своих посланиях Хакимулла Мехсуд. Взрыв был «мщением за убийство Байтуллы Мехсуда, а также убийство Абдуллы из ‘Аль-Каиды’» — это он явно имел в виду Абдуллу Саида аль-Либи.
Еще тридцатилетний предводитель талибов намекал на прекрасную новую фазу, в которую будто бы вступает племя мехсудов. Вылазка бомбиста-смертника, став самой крупной операцией его группы, проведенной вне района базирования, весьма способствовала усилению влияния лично Хаки-муллы Мехсуда. Прежде он был местным джихадистом с весьма ограниченными запросами, но это прежде. Вслед за своим погибшим двоюродным братом он принялся хвастать планами атак на страны Запада, в первую очередь на «Америку, это преступное государство», на которое он возлагал вину за гибель Байтуллы.