Тройной агент
Шрифт:
Зато руководство видело в Мэтьюс именно те качества, которые нужны конторе в ее все более жарких схватках с «Аль-Каидой»: умение руководить, упертость, энтузиазм, честолюбие и бесспорное владение предметом. Один из ее боссов придумал ей шутливое прозвище «Страк», составив его из первых букв старинного девиза военных моряков — «Standing Tall, Ready Around the Clock» (что-то вроде «всегда на боевом посту без страха и упрека»). У руководства ЦРУ на Мэтьюс были большие планы, и этого не скрывали, так что целью командировки в Афганистан было помочь ей с обретением недостающего опыта. Чем больше ведомство истощало свои ресурсы, годами распыляя их в Ираке и Афганистане, тем труднее становилось подыскивать добровольцев, чья квалификация идеально соответствовала бы должности. Но
«Как она была умна! А как осторожна! — вспоминает этот ветеран. — Лучшие — они ведь во всем лучшие. Прекрасный следователь может быть прекрасным аналитиком, и наоборот».
Мэтьюс, по единодушному мнению друзей, на размышления о степени своей подготовленности к будущей работе времени тратила еще меньше, чем ее начальство. Служба в Хосте должна была предоставить ей все что нужно: опору для прыжка наверх и возможность самооправдания. А если кто-то сомневался в ее способностях — что ж, от этого ее решимость крепла еще больше.
Перебирая всех, кого только можно, Мэтьюс обратилась за советом к одному, что называется, расстриге — разошедшемуся во взглядах с начальством отставному сотруднику ЦРУ, которого она уважала и который, хорошо зная бюрократическую кухню, был неизменно прям в своих суждениях. Они вдвоем провели целый вечер у него на веранде, с которой открывается чудный вид на виргинские предгорья Голубого хребта. Потом засели за его компьютер, стали изучать спутниковые фотографии разных мест при помощи «Google Earth». На этих фотографиях хорошо видна и база ЦРУ в Хосте, потому что она выстроена около летного поля. Правда, взлетная полоса там без покрытия — русские ее лишь слегка удлинили, когда в восьмидесятых использовали Хост как аэродром подскока для бомбовых ударов по афганским моджахедам, окопавшимся в горах. К востоку от базы, совсем рядом, пункт пограничного перехода Гулям-Хан, а за ним — просто рукой подать — те пакистанские твердыни, где закрепились пресловутые боевики и полевые командиры вроде Джалалуддина Хаккани и Байтуллы Мехсуда, а может быть, и сам бен Ладен.
Бывший сотрудник старался со своими советами не переборщить, капал ей на мозги малыми дозами, чтобы она рефлекторно не отвергла их все с порога. И всему ЦРУ, и тебе лично, сказал он ей, было бы лучше, если бы ты поняла: Хост — не то место, куда тебе следует стремиться. Категорически не то.
«Я понимаю мотивы, которые тобою движут, — говорил ей этот бывший сотрудник, продолжая гнуть свою линию. — Но ты не о том думаешь. Там военизированное заведение, а в военном деле у тебя опыта нет совсем».
Он выкладывал ей один довод за другим. В Хосте работают с тайными агентами, а Мэтьюс о такой работе известно лишь понаслышке. Вдруг дроны, удары с которых она там будет обеспечивать, убьют кого-то из мирных жителей и ее привлекут к уголовной ответственности? Ей во вред пойдет даже то, что она женщина, сказал он, потому что афганским дикарям западло будет на равных вступать в переговоры с бабой, особенно с такой, которая ходит в штанах от полевой формы и футболке.
Едва Мэтьюс услышала, что ей будет мешать то, что она женщина, ее глаза сверкнули. После этого разговор пошел на повышенных тонах, и чем дольше они спорили, тем тверже становилась решимость Мэтьюс.
«Внутренне она уже приняла решение, что в Афганистан все равно поедет, — вспоминал потом этот незадачливый советчик. — И сколько бы я ни пытался ее отговорить, слышала только себя. Думала, я вообразил, что она не справится с работой».
Оставив попытки переубедить Мэтьюс, тот бывший сотрудник пожелал ей удачи. Это была их последняя встреча.
3. Целитель
Иордания, Амман — 19 января 2009 г.
Было почти одиннадцать ночи, когда на улице собрались все члены группы захвата. Ждали, когда в спальне погаснет свет и перестанут мерцать телеэкраны. Чем темнее, тем меньше свидетелей, а кроме того,
Той сырой январской ночью их целью был четырехэтажный дом на улице Урвы ибн аль-Варда — узеньком проулке в районе компактного проживания иммигрантов из Палестины, где в ряд стоят чисто выскобленные каменные домики цвета пляжного песка. Незадолго до полуночи по сигналу одновременно двинулись два припаркованных неподалеку черных седана. Оба, не включая фар, подъехали к дому, одновременно посреди проезжей части остановился третий, наискось перегородив проезд. Одетые в темное полицейские и агенты Мухабарата рассредоточились, заняв позиции у переднего и заднего выходов из здания; у передней двери встали те, кому идти на прорыв, приготовились, ждали сигнала. Один из них, капитан разведки, здоровенный бугай в черном свитере, сжимал в руке ордер на арест молодого врача-терапевта по имени Хумам Халиль Абу-Мулаль аль-Балави. Человеку, чье имя значилось в ордере, был тридцать один год, и он никогда не обвинялся ни в чем более серьезном, нежели нарушение правил дорожного движения. Тем не менее, через сорок восемь часов Балави вдруг окажется одним из самых опасных людей во всей Иордании.
Как раз когда операция должна была вот-вот начаться, произошла стычка между агентами Мухабарата, с одной стороны, и группой молодых людей, возвращавшихся домой с вечеринки, с другой. Юноши окружили перегородившую переулок странную машину и принялись задирать шофера, мешающего движению. Подошел агент в штатском, вскоре поднялся крик и началась потасовка.
Я сейчас вызову полицию! — шумел один из молодых людей.
Шум разбудил отца подозреваемого, старого Халиля аль-Балави. Уснувший за чтением на диване в гостиной шестидесятишестилетний школьный учитель на пенсии проснулся и поплелся смотреть, что за балбесы так разорались прямо у него под окном. Попытавшись что-нибудь разглядеть между занавесками, седобородый старик ничего не увидел, запахнул и подпоясал халат, заковылял к входной двери. Он еле успел приоткрыть ее, как она с треском повалилась, отбросив его назад. Три фигуры в кожаных куртках, не говоря ни слова, протиснулись мимо, четвертый встал вплотную к нему, преграждая путь. Не успев еще толком проснуться, Балави решил, что ворвавшиеся убегают от драки, которая продолжалась на улице. Но что это? Трое мужчин кинулись вскачь вверх по лестнице, в ту часть дома, где жили со своими семьями взрослые дети. Старик начал было протестовать, но почувствовал, как его плечо сжали, будто клещами. Клещи оказались рукой бугая в черном свитере.
— Мухабарат, — негромко выговорил бугай арабское название секретной службы, официально называющейся Директоратом общей разведки. И вручил Балави помятую бумажку. — Мы пришли за Хумамом.
У Балави подкосились ноги. Неужели это не сон? Со второго этажа доносились жуткие звуки. Детский крик. Какие-то удары, шум падения. Криком кричит его невестка, потом ее тон становится умоляющим, и вот уже она рыдает. Наконец в его мозгу возникла первая четкая мысль: это ошибка! Они пришли не в тот дом, не за тем Хумамом. Его сын целитель, а не преступник.
— Не знаю уж, что вы ищете… но этого тут нет! — с трудом выговорил он. — Здесь нет ни оружия, ни наркотиков. Мы не держим у себя ничего противозаконного!
Во встретивших взгляд старика карих глазах промелькнуло нечто вроде сочувствия, но офицер разведки не произнес ни слова. Мысли в голове Халиля аль-Балави неслись вихрем. А вдруг Хумам вел какую-то вторую, тайную жизнь? Может, он что-то украл в своей клинике? Нет, не может быть, думал он. Хумам — домашний мальчик. Ему и деньги-то не нужны. Ночные заведения, которые имеются в центре города в отелях для иностранцев, он не посещает. Да он из дому-то почти не выходит!