Трудная дорога к счастью
Шрифт:
Алла Ивановна посмотрела в него же, мечтая, чтобы самооценка Людмилы Викентьевны хотя бы немного приблизилась к реальности, и понимая, что уж этому-то желанию не сбыться никогда.
Глеб вернулся в Липовый переулок как раз вовремя. Оля проснулась и готовила скромную трапезу. Завидев его, зарумянилась, несмело улыбнулась. Он поцеловал ее в щечку. Окинул скептическим взглядом овощи, разложенные на столе в столь малом количестве, что и невооруженному глазу было видно: хватит их лишь на одного, и этот один – явно не здоровый мужчина. Он пригласил
– Ты начинаешь за мной ухаживать? – Она засмеялась, но он провел рукой по ее бледной щечке и серьезно пояснил:
– Нет, я начинаю тебя кормить. Представляю, как ты питаешься между твоими бесконечными дежурствами. Кстати, ты не против, если я попрошу тебя оставить героическую службу в скорой помощи и найти что-нибудь поспокойнее, поработать в больнице или поликлинике? – Предложить совсем не работать не рискнул. Еще обвинит в мужском шовинизме. Все надо делать постепенно. Вот появятся дети…
Она пошла переодеваться, по дороге объясняя:
– У меня квалификация для больницы низковата, я ведь не заканчивала интернатуры, денег не хватило.
Глеб потер рукой загорелую шею и смущенно, боясь отказа, предложил:
– Надеюсь, ты не будешь протестовать, если я скажу, что теперь деньги у тебя есть? Какую специальность ты хотела бы получить?
Она спряталась за дверцей платяного шкафа, быстро натянула универсальное черное платье, пригодное на все случаи жизни.
– Невропатолога. Но это очень дорого.
– А сколько конкретно?
Он удивленно хмыкнул, услышав ответ. Столько он тратил в месяц на представительские расходы.
– Ерунда, это просто мелочи. Знаешь, мне кажется, будет проще, если я открою счет на твое имя и ты сама будешь решать, что можешь себе позволить, а что нет.
Она немного подумала и решила все-таки отказаться, ведь это налагало на нее слишком много обязательств, но он взял ее под руку и повел к выходу, объясняя на ходу:
– Независимость – хорошая штука, но в меру. Для чего мне деньги, если я не смогу их потратить на собственную жену, горячо любимую, заметь!
В ресторане, вкусно поев и вдоволь натанцевавшись, стали решать, где жить.
– Милая, в твоем домике, конечно, тишина и покой, но уж очень некомфортно. Если тебе так нравится это место и ты к нему привыкла, давай выстроим хороший дом. Двухэтажный, просторный, со всеми удобствами. Я давно хотел построить хороший домик для себя, но все руки не доходили. Да и не для кого было стараться. Честно говоря, у меня и проект подходящий есть. Посмотришь, если понравится, можно начинать. До морозов закончим. Я поручу это дело своей лучшей бригаде, сделают на совесть.
Девушка призадумалась. Предложение было заманчивым. Но смущала мысль, что придется снести старые, такие родные стены.
– А может, не строить, а просто перестроить старый дом? Взять его за основу и пристроить к нему новые стены?
Глеб пожал плечами:
– Да конечно, о чем речь? Перестроим, это не проблема, проект на это и рассчитан, кстати. Но давай договоримся –
Оля без возражений согласилась. Он с удовольствием посмотрел на ее склоненную набок светлую головку.
– Да, как приятно иметь такую послушную жену.
Она насмешливо возразила:
– Не надейся, что так будет всегда.
Протянув крупную руку, он с наслаждением пожал ее изящные пальчики.
– Нет, у меня слишком мало иллюзий. С твоим темпераментом и свободолюбием вряд ли ты будешь часто со мной соглашаться.
Взмахнув длинными ресницами, она опасливо спросила:
– Так, может, нам и не сходиться?
Испуганно приподнявшись, он быстро возразил:
– Что ты! Уж лучше я буду спорить с тобой, чем тосковать без тебя. Хватит с меня и прошедшего года. Мерзкое было время. Особенно меня доставала ревность…
– А почему ты ни разу не поверил мне, когда я говорила, что ты ошибаешься?
Он откинулся на спинку кресла, не выпуская ее руки, сокрушенно признал:
– Ну, все казалось таким очевидным… Понимаешь, я всегда был слишком правильным и упрямым, даже упертым. Был убежден, что любить можно исключительно порядочных девушек, причем только после проверки их на благонадежность… И когда понял, что влюбился в шалаву, это был очень жестокий урок. Хотя признаю, что заслуженный…
Вспомнив минувшие мучения, он сумрачно взглянул на спутницу, в глазах мелькнули отголоски пережитых страданий. Она перевернула ладонь, ободряюще пожала ему руку.
– Честно говоря, мне было не легче. С одной стороны – возмущение твоей наглостью…
Он неловко поежился.
– …ас другой – неподвластная здравому смыслу тяга.
Оживившись, он смущенно ей улыбнулся.
– Знаешь, я почувствовал что-то необычное сразу, когда увидел тебя в первый раз. Ты меня тогда не заметила. Но это непонятное чувство я приписал стрессу – устал как собака, замерз, глубокая ночь кругом, снегопад и ты, выбежавшая из проулка. Как снежная фея. Этакое полуночное видение. Но конечно, встреч с тобой искать не стал. Глупо же! Это уж потом так потянуло, что не смог устоять. Объяснял нелепое чувство чем попало – и любопытством, и желанием помочь. Хотя это была любовь. Я это осознал после твоего нокаута. Когда тошно стало до омерзения. Но даже себе не признался. Стыдно же – влюбиться в шалаву… Злился страшно…
Она сочувственно посмотрела ему в глаза.
– Я чувствовала то же… Хотя я и пряталась от собственных чувств за что угодно – гнев, гордость, досаду… Было очень обидно после банкета…
– Прости. Я сошел с катушек, когда Андрей стал лапать тебя на моих глазах. Аж в глазах потемнело. Ну и ревность свою роль сыграла, конечно… Но больше я тебя никогда не обижу. Клянусь!
Она с недоверием посмотрела ему в лицо. Он обхватил ее кисть, как спасательный круг, словно стараясь обрести пошатнувшуюся уверенность в себе, задумчиво проговорил: