Трудные дети
Шрифт:
– Можно спросить?
– снова подала голос Рита, дождавшись, когда я прекращу писать.
– Рискни.
– Там...на кухне...Ты правда могла их убить?
Мои ничего не выражающие черные глаза встретились с ее зелеными, наполненными облегчением, неверием и любопытством. Я почувствовала глухое раздражение.
– Какая разница? Я не люблю говорить о том, что могу, а что нет. Я либо делаю, либо не делаю.
– Но ты бы сделала?
– не унималась девушка.
– И ты бы сделала.
Рита с ужасом отшатнулась и издала отрицательный
– Никогда!
– Уверена?
– Да. Я бы их никогда не убила.
– А причем тут именно они? Я говорю о том, что и ты способна на убийство. Все способны и все могут.
– Я не согласна с тобой. Это грех. Нельзя так говорить. Не ты жизнь дал и не ты вправе ее забирать.
Засмеялась, откинув голову, и в очередной раз поразилась ее простодушию.
– Рита, рыбка, это семантика. Все зависит от того, насколько глубоко зашли в твою зону комфорта. Знаешь, что это такое?
– Я не согласна. Нельзя убивать людей из-за денег.
– Тебе нельзя, - согласно кивнула.
– Скажи мне, убьешь ли ты за своего ребенка? За свою мать? За свою семью?
– Я могу их защитить. Закрыть собой.
– Не можешь. Я не про жертвенность. Я про защиту. У тебя есть выбор - спасти своего ребенка или не совершить грех. Ты же любишь детей - такие как ты их всегда любят. Почему ты молчишь, Рита? Просто вопрос - простой ответ. Что ты выберешь?
Она выпрямилась, открыла рот и...промолчала. Потом снова открыла и промолчала. Наконец, сгорбилась и понуро опустила плечи.
– Я не знаю.
– Вот видишь. Глупо спрашивать у человека, способен он или не способен. Главный вопрос - как много он может спустить с рук. А это зависит от того, что человек принимает близко к сердцу и с чем не может расстаться.
– Все, что ты говоришь - мерзко.
– Возможно.
– Твои деньги - всего лишь бумажки.
– Возможно. Но эти бумажки очень много дают, и я не готова отказаться от своих возможностей.
Она расстроилась, потухла и даже чемодан отставила в сторону. А я же, вздохнув поглубже, вновь раскрыла газету в надежде найти что-нибудь еще. Отчаиваться было нельзя.
Глава 45.
Первая и самая тяжелая ступенька на пути к моей новой жизни оставлена позади. Она грязная, некрасивая и кровавая, но это уже мало меня волнует, потому что я нахожусь к ней спиной. Я не стыдилась того, как жила - ни тогда, ни в будущем. Вот Антон, например, делал вид, что этого времени вообще не существовало, хотя со мной и с Ритой не таился. Рита грустнела каждый раз, и даже, насколько я знаю, мучимая совестью, через какое-то время ездила в Лёнину квартиру и давала той денег. Что сказать? Блаженные не меняются. Я же... стыдно не было. Да я и не скрывала - мне ничего не стоило рассказать во всех подробностях о своей жизни, только незачем. И некому. А кто был рядом - никогда бы не понял, через что я прошла и сколько сил приложила. Не оценил бы. А пустословием я заниматься не любила.
Той ночью стало понятно, что нужно двигаться. Ступенька, какой бы грязной и вонючей не была, ушла из-под ног, и только от меня зависело, куда идти - вперед или назад. Я и помыслить не могла, чтобы
Рита меня не трогала, она, казалось, вообще отключилась. Ее сначала колотило, потом она дрожала, шептала что-то, обхватывая себя за плечи и слегка покачиваясь вперед-назад. Прямо скажем, девчонка и так не красавица - лицо круглое как блин, щеки пухлые, зубы как у кролика, но обычно все спасали милая улыбка, от которой появлялись ямочки, и открытый взгляд больших болотно-зеленых ярких глаз, смотревших на мир с какой-то детской любознательностью и доверчивостью. Хоть девчонка и была ненормальной, зато спокойной и безвредной. А сейчас, бледная, с проступающими на веснушчатой коже синяками, распухшими губами - особенно верхней, и во всклокоченной одеждой...Прибавить еще непонятное бормотание под нос и покачивание туда-сюда...Она казалась настоящей сумасшедшей, каких иногда можно было увидеть по телевизору. Смирительной рубашки только не хватало.
– Ты можешь заткнуться?
– не выдержав бубнежа под ухом, я вышла из себя. Ее скулеж отвлекал, мешал сосредоточиться, и я уже пару минут пыталась прочесть одну строчку из газеты и понять смысл. Казалось, девушка меня не услышала. Пришлось с силой потрясти ее за плечо. Тогда Рита повернулась ко мне и вопросительно приподняла брови.
– Ты можешь замолчать, в конце концов?
– Я молчу.
– Ты стонешь. И отвлекаешь меня. Хочешь страдать - иди в другое место.
– Прости, - она покаянно опустила вниз голову и всхлипнула.
Я недовольно поджала губы, с минуту погипнотизировала рыжую макушку и, удостоверившись, что Рита успокоилась, принялась за свои дела.
Всю ночь я выписывала на листок бумаги, который мне одолжила ненормальная художница, подходящие адреса и номера телефоном. Вчера этот список наверняка бы был больше - сейчас же составлял всего лишь шесть пунктов. Эти сволочи изрядно прошерстили мой бюджет, и пусть их магнитофон я смогу продать и вернуть себе хоть что-то, окончательно дыра кошелька не заштопается.
Близилось утро. Спина и пятая точка от постоянного неподвижного сидения на пластмассовом стуле вокзала уже болели, шея ныла, а в глаза как будто песок насыпали. А вот моя бывшая соседка наконец-то изрядно повеселела и пришла в себя. А главное, замолчала, снова начав рисовать свои каракули. Заметив, что я на нее смотрю, Рита отложила рисунок и улыбнулась.
– Ты как?
– Нормально.
– Устала?
– Как ты думаешь?!
– огрызнулась в ответ. Ее забота после бессонной ночи изрядно раздражала. И она сама тоже.
Надежда на то, что после моего не слишком то и любезного тона Рита от меня отстанет и займется своими делами, не оправдалась. Она похлопала глазами и с заботой сказала:
– У тебя глаза красные. Ты плохо выглядишь.
– Я счастлива.
– Давай я кофе принесу, - с готовностью предложила девушка. Отложила рисунок и карандаши в сторону, подскочила и заозиралась по сторонам.
– Тут наверняка оно где-то продается.
– Я не хочу.
– Но ты же устала.