Трудные дети
Шрифт:
К тому моменту как я подъехала к краснокирпичной сталинке, моя уверенность оставляла желать лучшего, и мысли были не о том, как понравиться - в это верилось слабо, - а о том, где же я буду ночевать сегодняшней ночью и что буду делать завтра. Меня раздразнили и вывели из себя все встреченные сегодня кичливые и богатые люди, смотревшие на меня чуть лучше, чем на мешок с дерьмом. Они или кривили губы и задирали нос, либо смотрели в любую сторону, только не на меня. Кто-то демонстративно ел пирожные и пил ароматный чай, кто-то с двусмысленным взглядом покручивал ожерелье или браслет,
В общем, увидев на пороге квартиры разодетую костлявую старуху, дымившую на меня сигаретой в мундштуке, я была, мягко скажем, не в восторге. Она тоже.
– Какое из моих слов ты не поняла? Я нанималась ждать тебя часами?
– высокомерно проскрежетала бабка, и пусть она всего лишь доставала мне до груди и была сморщенной и сгорбленной, как мумия, ее голосу бы позавидовал сам Шаляпин.
– Извините, пробки, - едва разборчиво пробормотала в ответ стандартную фразу.
– Пробки у нее...Можно подумать, ты на машине разъезжаешь. Не разувайся!
– ее окрик заставил меня замереть в согнувшейся позе.
– Почему?
– Девочка, это иранские ковры. Даже если тебя продать в рабство или по частям на органы, эта сумма не покроет цену моих ковров. На тумбочке бахилы лежат. Их оденешь.
Я беспрекословно подчинилась, но, наклонившись так, что черные пряди скрыли выражение моего лица, не удержалась от язвительной улыбки. Эта ворчливая бабка мне заранее не нравилась хотя бы потому, что ее не удастся одурачить. С такой просто так маску не оденешь, а все улыбки сразу же можно бандеролью отправить в молоко. Она слишком умная и цепкая, чтобы меня устроить. Удобнее был бы, конечно, дедок а-ля профессор МГУПа - такой же милый, одинокий и добрый. Но мне выбирать не приходилось.
– Имя.
– Александра Волкова.
– Возраст.
– Девятнадцать.
– Образование.
Каждый ее вопрос напоминал четкий и отрывистый приказ, вынуждая отвечать в таком же духе.
– Среднее.
– Троечница?
Попыталась вспомнить страничку из аттестата. Судя по тому, что приходило на ум - Саша Волкова умом не блистала.
– Да.
Бабка с видом явного удовольствия ухмыльнулась. Очевидно, большего от меня и не ждали.
– С тряпкой обращаться умеешь?
– Да.
– Готовить?
– когда я кивнула и попыталась ответить, мымра со скучающим видом жестом приказала молчать.
– Впрочем, неважно. Откуда ты?
– Из Липецка.
Она через плечо стрельнула в меня хитрой улыбкой.
– Паспорт дай-ка.
Я еще не привыкла показывать свои новые документы где бы то ни было и, если честно, всегда внутренне терялась и собиралась. Понятно, что привычка - вопрос времени, но все равно - слегка не по себе. Но я со спокойным лицом достала из кармана паспорт и протянула бабке, которая цепко, как макака, вырвала его из моих рук и вытянула перед своими глазами, слегка щурясь и отклоняя голову назад.
– Что брешешь-то? Какой
– Иди за мной.
Она провела меня вглубь короткого коридора и указала рукой на одну из трех дверей - просторную и роскошно сделанную гостиную, кишащую предметами роскоши и всякими картинами, безделушками - но не обычными, какие привозила Ксюша всегда, а явно дорогими и непростыми. Тяжелые гардины, бархатные салфетки, вышитая золотой нитью скатерть на большом круглом столе и резная лакированная мебель потрясающего древесного цвета - хилая сморщенная бабуська жила очень и очень неплохо. А картин...А какие у этих картин были рамы!
Об искусстве у меня имелись слабые - читай, нулевые - представления, поэтому о рисунках я не могла ничего сказать, но рамы! Такие без проблем можно толкнуть на любом рынке, а если уж поторговаться...
– Это Магритт, - заметив мой изучающий взгляд на одной из картин, милостиво пояснила бабка.
– Странное имя для голубя.
Уголки тонких губ в отвращении опустились вниз.
– Это фамилия художника, неуч.
Я примолкла, увидев, как старуху вывело из себя мое невежество.
Она еще поговорила со мной минут десять, узнала все, что требуется, и рассказала о моих обязанностях - убирать, стирать, изредка готовить, ходить по магазинам и прочее, прочее, прочее, что я слышала сегодня с десяток раз.
– Когда будешь убираться, - она сыпала на меня сухими наставлениями как из рога изобилия, - помни, откуда у тебя растут руки. И не забывай, что каждая вещь в этом доме дороже тебя раз в пять, а то и больше. Ах да, если я замечу, что ты как-то косо смотришь на мои вещи и не дай бог, пытаешься их украсть, пеняй на себя, потому что через час после этого ты окажешься в обезьяннике. А я замечу, милочка, в этом не сомневайся.
– Я поняла, - наградила старушку кротким взглядом. Что об стену горох, честное слово.
– Днем тебе запрещается отлучаться, только по моему разрешению. В магазин, например, или на почту. Сама я из дома не выхожу. Скажу говорю - никакие отговорки вроде "там не было сдачи" или "я потеряла" не принимаются. Ты всегда обязана приносить чеки и отчитываться о каждой покупке. Ясно?
– Да.
– Что еще, - бабуська в задумчивости покрутила между пальцами жемчужное ожерелье.
– Ах да, насчет света. Каждый месяц я плачу за электричество сто пятьдесят рублей. Если в каком-либо месяце в квитанции будет стоять сумма, больше положенной - разницу оплачиваешь ты сама из собственного кармана.
– А если электричество подорожает?
– просто так я не собиралась непонятно кому дарить собственные деньги.
– Что тогда?
Бабка тяжелым взглядом смерила меня с головы до ног, явно недовольная тем, что ее перебили.
– Тогда я пересчитаю. Вроде все рассказала...Если что, по ходу дела объясню. Есть вопросы?
– Да. Один.
Тонкие нарисованные брови удивленно приподнялись.
– Вот как? И что за вопрос?
– Сколько вы будете мне платить?