Трудные леди школы Бауман
Шрифт:
– Усадишь, не в первый раз. Что еще скажешь, Гордей?
– Девочка не просто красива. Она великолепна. У нас будут проблемы.
– Виктор, это по твоей части. Все понимаю, гормоны в девочке играют. Проведи инструктаж с парнями. Чтобы даже не думали в ее сторону.
Виктор согласно кивнул.
– Продолжим. Виктория Шляхтина. Гордей?
– Наркоманка, но на учете не стоит. Беспорядочные половые связи. В настоящее время больна и беременна.
– Этого еще не хватало! – Ада Карповна возмущенно хлопнула ладонью по столу.
– Успокойся, Ада. Ничего неординарного.
– Это теперь так, значит: триппер
– У нас не институт благородных девиц.
– А жаль. Хлопот было бы меньше.
«Нет, все-таки школу на нее не оставишь! Измордует девчонок своими нотациями!» Агнесса лишний раз убедилась в своей правоте.
– Что еще, Гордей?
– Отец и мать в фиктивном браке. Каждый сам по себе.
– Как с подружками? В школе?
– Как ни странно, школу не пропускает. Но и не блещет. Тройки твердые. Учителя даже не в курсе, что девочка колется. Ее необходимо кодировать. А подруг нет. В хорошем смысле.
– Ну, зависимость мы снимем. Все?
– Да.
– Осталась Ляшенко Ксения. На ее обучении настояла приемная мать. Мачеха, по-русски говоря. Я сначала отказывалась ее брать, но, поговорив с этой женщиной, поняла, что у нас девочке будет лучше. Ксения – умница, сильный математик, разряд по шахматам.
– Наконец-то хоть одна приличная!
– Да, она девочка. Одно «но» – скверный характер. Ада, ей – персонального педагога по математике. Виктор, кто у тебя в группе самый умненький?
– Пожалуй, Клим Кошелев.
– Ксении в партнеры поставишь его.
– Он – новичок.
– Вот и прекрасно. Все свободны. Готовьтесь!
Агнесса смотрела на девичьи лица на фотографиях. Да, Софья Риттер была красива спелой женской красотой. Гордей прав, проблем не миновать. В группе Виктора двадцатилетние парни. Спортивные, привлекательные. Не дай бог, кто влюбится! Да и она не устоит! За Ксюшу Ляшенко можно не беспокоиться – ребенок, пацанка. И волосенки такие тонкие, стрижка почти под нуль. Стилисту с ней еще работать и работать. Вика Шляхтина по-своему красива. И макияж умело наложен, и голова в порядке. Но уж больно худа. «Подлечим, подкормим – расцветет девочка», – подумала Агнесса, раскладывая фотографии по папкам.
Глава 8
Клим поссорился с матерью, но это полбеды. Он поссорился с бабушкой. Это уже беда так беда. Бабушка перестала его замечать. А без нее он жить не мог. Без ее подколок, ласкового взгляда и рассказов.
Ссора случилась принципиальная. Климу нужны были деньги. Не те, что давал отец при редких встречах, случавшихся скорее не по обоюдному желанию, а лишь чтобы не забыть лиц друг друга. А деньги, на которые Клим смог бы купить машину. Поэтому он нашел работу. Официальную, с хорошей «белой» заработной платой.
…Клим занимался бальными танцами с шести лет. Бабушка, с которой он жил девять месяцев в году, а то и больше, относилась к нему, с точки зрения других бабулек во дворе, «словно зверь какой». Он сам слышал, как одна из них прошептала ей в спину: «Совсем замордовала мальчонку». На вопрос, что это слово означает, бабушка махнула рукой и рассмеялась. «Не обращай внимания, Климентий! Вон ее Вовчик по двору колесо ржавое гоняет. А десять лет уж исполнилось! Вот он, Вовчик, и будет у тебя шофером. Или двор мести станет вместо Халиды. Она как раз к его семнадцати годам на пенсию выйдет. Я не ведаю, зачем тебе может понадобиться умение музицировать, танцевать мазурку или говорить по-итальянски, но точно знаю, что со всем этим ты не пропадешь. Вот дед твой…» – дальше шел рассказ о ее муже, дедушке Клима. И выходило, что – вот он, пример. Только где этот объект для подражания проживал, Клим не знал. А хотелось бы встретиться хоть разок! Возможно, и не было никакого деда?
Клим стал старше, музыкальная школа и танцы остались в прошлом, он свободно говорил на трех языках, а бабушка все отмалчивалась. Наконец Клим вытянул все из матери. Это сломало его. И он впервые нагрубил бабушке. Вломившись к ней в комнату без стука (неслыханное дело!), он с порога выдохнул из себя «Врушка!» и убежал. В тот день не пошел в школу на факультатив по физике, а до позднего вечера просидел на перевернутой скамейке на набережной. Он сильно промерз на ветру в своих тонких ботиночках и без шапки, домой приплелся уже с температурой и осипшим горлом. Ангина была жестокая, с жаром и горячечным бредом. Ему казалось, что стоило выпить воды (а есть он не мог совсем), как она закипала еще в горле и пылающим комом проваливалась в желудок. Он почти все время проводил в забытьи, но каждый раз, открыв глаза, видел сидящую в кресле возле кровати бабушку. Клим тут же отворачивался к стене.
Полегчало внезапно. Проснувшись однажды утром, он сглотнул и понял, что не больно. В голове слегка шумело, но Клим спокойно приподнял ее с подушки, а ведь не получалось еще вчера! Бросил взгляд на бабушку: она полулежала все в том же кресле. Лицо было бледным, на миг показалось, она не дышит. В первую минуту он испугался, потом замер и прислушался. Нет, все в порядке!
– Бабуль, проснись! – Он дотронулся до ее руки.
– Климушка, что хочешь? – Бабушка не сразу смогла подняться с кресла.
– Есть. И пить.
– Хорошо, я сейчас приготовлю. Ну-ка, дай лоб. – Она прикоснулась сухими губами ко лбу Клима и удовлетворенно кивнула.
– Температурка небольшая, но это нормально. Напугал ты меня.
– А мама где, бабуль?
– В командировке. Отец к тебе несколько раз заходил, лекарства принес, и вот – книгу, – бабушка кивнула на табурет возле кровати.
– Новая?
– Да, только вышла.
Отец Клима, Иван Кошелев, был писателем. Жил он отдельно от них, в однокомнатной квартире бабушки, объясняя это тем, что может творить лишь в абсолютном одиночестве. Книги писал исторические, в основном про Древнюю Русь, печатался регулярно и гонорары свои делил поровну: себе половину и на сына половину. Да еще и помимо этого иногда совал Климу рубли. Быт писателю обустраивала соседка по лестничной клетке, утешаясь тем, что помогает местной знаменитости.
– Вот каша. Ешь потихоньку, молоком запивай.
– Бабуль, ты на меня обижаешься?
– Нет, Клим. Ты просто не разобрался. Хочешь, я отвечу на все твои вопросы?
– Да. Тебя правда дед бросил?
– Бросил? Нет. Я сама ушла. Хотя причина в его измене. Папа твой тогда только школу окончил, в университет поступил. Тут все и открылось. У Евгения была связь с секретаршей. Банально и противно. Он даже женился позже на ней. Мезальянс. Но все, что я тебе о нем рассказывала, правда. Он действительно был человеком неординарным! Собственно, его любили все. И было за что.