Трудный Роман
Шрифт:
Кажется, не было даже настоящей злости, а просто-напросто упрямое желание, вытекающее из необходимости поступить именно так: раз и навсегда преодолеть что-то в себе, окончательно победить нечто похожее на нерешительность или неуверенность. Костя взобрался на гору, подъехал к спуску и посмотрел вниз. Женя и Роман казались отсюда совсем маленькими, спуск значительно круче, просека узкой. Деревья, стоявшие по обе стороны, вершинами и ветками нацелились прямо на него. М-да… Задачка…
Костя стоял в нерешительности, чувствуя, что не может так просто принять
Он стоял у края этого головокружительного пути в пропасть и ненавидел себя за постоянную идиотскую нерешительность.
Всмотрелся вниз — вон они, совсем маленькие, Роман и Женя. На поляне. Женя машет рукой.
Однако деваться некуда. Этот маленький экзамен не освободит от всех последующих. Больших и малых. Но если ты трус, то тебе ничего не надо никому доказывать, даже самому себе, не требуется сдавать никаких экзаменов.
Он отъехал несколько метров назад и, с силой оттолкнувшись палками, рванулся вниз. Костя стремительно летел, и ему казалось, что это не он, а деревья со страшной скоростью мчатся на него. Понимал: достаточно неловкого движения и он врежется во встречную сосну. Вот где необходимо полное самообладание.
Ниже голову! Толстая ветвь запоздало качнулась вслед за ним и осыпалась тонкой снежной пылью. Осторожней! Колдобина, за ней два резких поворота зигзагом. Вперед. И — прочь с дороги безумие осторожных и цепкая, верткая, ничтожная хитрость нищих духом, расчетливость и лукавый цинизм страха.
Эй, сосны, посторонитесь! Колени согнуты, зрение напряжено до предела, корпус подался вперед, как у пловца, приготовившегося прыгнуть в воду. Бугор, поворот, дерево. Вперед — стремительно и неудержимо. А скорость все возрастает. Будто за спиной выросли крылья. Последние десятки метров. Крутизна окончилась. Началась поляна.
Костя развернулся полукругом, подъехал к Жене и только тут упал перед ней. Просто ноги подкосились. Он поднялся — лицо сплошь залеплено снегом. Женя поспешно стала снимать варежкой снег.
— А где Роман? — прозрев, спросил Костя.
Она указала в сторону холма. Роман шел по пути, который он сам начал с четверть часа назад.
Лицо ее было сейчас каким-то поблекшим, растерянным, усталым. Женя все еще была во власти разговора, который завязался у них с Романом, едва Костя оставил их вдвоем.
Роман старался не выдавать своего волнения, хотя, только заговорил, оно подступило к самому горлу и мешало думать. На этот раз он изменил почему-то своей обычной манере и не смотрел прямо в лицо собеседнице, а куда-то мимо нее.
И Женя при первых же его фразах сразу напряглась, как будто давно ждала этого разговора и знала, что его не избежать и что он будет трудным.
— Я привык смотреть правде в глаза, — чеканил Роман резким, металлическим голосом, — и не Могу понять тебя. Неожиданные перемены твоего отношения. Я рассчитывал на другое. Но последние дни ты изменилась. Замкнулась, хмуришься. Ведешь себя так, словно я на каком-то подозрении.
Он сразу же взял определенный, подчеркнуто холодный тон, так что лукавить, отшучиваться было бы просто неуместно да и ни к чему. И Женя просто и прямо, как он требовал — в лоб, ответила:
— Я разочаровалась в тебе.
Она смотрела ему прямо в глаза, а его лицо обдало горячей волной.
— Та-ак. А нельзя ли конкретней? Почему?
— Почему? Стоит ли говорить? Все одно к одному.
— А все-таки. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это серьезно?
— Ну хорошо. Скажи честно. Ты тогда про себя рассказывал?
Он даже не спросил когда. Долго молчал. Вот она пришла, расплата. Поставили тебя, представь, к стенке, под дула, а тебе и сказать-то напоследок нечего. Нечего защищать. Нет за твоей спиной ни идеалов, ни принципов. Чего уж тут оправдываться. Прищурился, процедил сквозь стиснутые зубы:
— Допустим. Что еще?
— Разные мелочи. — Она и сама напряжена до предела, хотя разговор внешне идет небрежно, как бы между прочим, вроде бы он, разговор, совсем незначителен. — Помнишь последний урок астрономии?
— Ах вот оно что! — Роман с силой воткнул в снег лыжную палку. — И что дальше?
Собственно говоря, речь шла о довольно незначительном эпизоде, на который решительно никто в классе, кроме Жени, не обратил внимания. Савельич вызвал Романа, не заглянув даже в журнал. Но пока Роман выходил к доске, он раскрыл журнал и некоторое время недоуменно хмурился чему-то.
Роман невозмутимо стоял рядом. Потом учитель обратился к нему за разрешением охватившего его сомнения.
«У вас, оказывается, есть оценка?» — слегка удивленно спросил он.
«Очевидно, — сухо ответил Роман. — Вам лучше знать».
И тогда учитель посмотрел на него долгим-долгим взглядом, как будто впервые что-то открывал для себя. Роман не мог вынести этот взгляд и отвел глаза.
«Вы, следовательно, считаете, что знаете на пятерку?» — тихо, словно бы сам испытывая огромную неловкость от своего вопроса, спросил учитель.
«Да, считаю», — с известным усилием сказал Роман.
«Ну хорошо, — наконец разочарованно и устало молвил Иван Савельевич и покачал головой, — пусть так и останется. Садитесь».
Поразительно, но даже пустяк он сумел довести до размеров галактической катастрофы. Роман пожал плечами и направился к своему месту. Но оказывается, Женя жадно ловила каждое их слово. И теперь требовала у него ответа.
— У тебя по астрономии оказалась пятерка, — наконец первая заговорила она. — Но Иван Савельевич тебя не вызывал. Откуда же взялась оценка?
— Не думаю, что этому стоит придавать значение, — усмехнулся Роман. — Он сам мне поставил пятерку за какую-нибудь реплику. А потом забыл…