Трудовые будни барышни-попаданки 4
Шрифт:
Но ни одного свинского лакея в зальце не было. Зато шорох наверху усилился.
— Любовь — это сон, сон — это любовь, — донесся тот же голос с претензией на очарование. — Розы Гелиогабала — цветы любви и сна.
И лежащих осыпал ворох цветов. Один из стеблей неприятно царапнул меня по щеке.
Не то чтобы я испугался, хотя помнил легенду о развратном императоре, удушившем гостей тысячами роз, тоже сброшенных с потолка. Но именно тысячами, а не десятками, как сейчас.
Правда, слабый аромат увядших цветов — видимо, свиньи взяли лежалый товар — перебил другой, более резкий и
Похоже, устроители «пира Гелиогабала» поняли, что не рассчитали. Арфа замолкла.
— Да что это за паноптикум у них? — пробормотал прежний собеседник, полураздевшийся на краю соседнего ложа.
В эту минуту дверь отворилась, и в залу вошли несколько лакеев. Двое несли знакомые кубки.
— Из чаши выпить необходимо всем, — сказал распорядитель, стоявший сзади них. Голос стал властным.
Странные химические розы не дали своего эффекта — значит, нас надо опоить. Со мной такое не пройдет!
У ближайшего посетителя воли к сопротивлению оказалось меньше. Он безропотно сделал глоток и опрокинулся на сидевшую девицу.
Финита ля комедия!
Я встал, сбросил маску и дурацкую ткань.
— Я, генерал-лейтенант Бенкендорф, требую, чтобы мне немедленно представился хозяин этого противозаконного заведения!
Кто-то из товарищей по несчастью встрепенулся, послышался ропот: «Вы правы, что за безобразие?» Однако напиток, поглощенный гостем прежде, сделал свое дело.
— Ваше высокопревосходительство, — с поклоном молвил распорядитель по-немецки, — в ваших интересах следовать правилам. Насилие — недопустимая вещь, но, если вы не оставляете другого выбора…
Пока он вежливо говорил, лакей с чашей шагнул ко мне, а другой нырнул за спину. Я буквально представил, как один выкручивает мне руки и толкает к другому, а тот вливает напиток.
…В Байротском пансионе, еще до первой дуэли, мне не раз приходилось драться с уличными мальчишками, буквально охотившимися на пансионеров. Сражался я с ними не саблей, а палками, камнями и кулаками. Тогда же запомнил, что если противников больше одного, то бой следует начать первым.
Поэтому я повернулся и не жалея руки впечатал кулак в свинскую маску — негодник отшатнулся, наступил на соседнее ложе и повалился. Я шагнул в сторону, выхватил саблю и ударил мерзавца с чашей обухом клинка по запястью. Сосуд полетел на пол, сгустив аромат в помещении…
После этого — еще шаг в сторону. Легонько поиграть-посверкать лезвием, показывая, что дальше — в капусту.
Как я и ожидал, лакеи-свиньи, или злодеи-свиньи, не кинулись на меня толпой.
Зато произошла неожиданность. Злодей, стоявший от меня в пяти шагах, вынул пистолет и взвел курок. Это же повторили два других свина.
— Ваше высокопревосходительство, — столь же вежливо повторил распорядитель, — в ваших личных интересах…
Он, трое помощников, плюс еще два, познавшие мой гнев. Один боится даже тронуть руку — не перебил ли я ее, зато другой, со съехавшей маской, готов опять напасть со спины. Плюс подмога в виде еще одного
Показалось или нет, но коллеги по несчастью, встрепенувшиеся, увидев мое сопротивление, предпочли вернуться в забытье.
А второй, мерзостный сонный сосуд рядом, на столе.
Да минует меня чаша сия.
Глава 33
Недолгий осенний вечер выдался сухим и даже немного солнечным. Саша и Алеша, временно ставшие обладателями самоката, вдоволь нагулялись, поэтому легли рано, опять оставшись без сказки.
Сложнее оказалось с Лизонькой. Она выспалась днем, надеялась, что вечером мы пообщаемся. А тут — мама внезапно собралась в путь.
Пришлось объяснить и быть максимально честной.
— Доченька, я должна помочь папе. Ему может прийтись очень трудно, и я поеду к нему.
Лизонька удивленно взглянула на меня. На секунду сморщила носик — хотела засмеяться, увидев в моих глазах шутку.
И не смогла. Поняла, что все серьезно.
— Маменька, возьми меня с собой! Я тебе стану помогать! Пожалуйста, не оставляй меня!
— А давеча хотела оставить и уплыть в Грецию, — как бы невзначай напомнила я. Кто-то мог бы подумать — балует барынька доченьку, с рук спускает недетские шалости. Но нет. Эта история еще не закончена. Урок еще будет. Но без боли, без нервов. Без измывательства. Только забыть так просто я не дам.
Я села на стул, показала Лизе — садись. Пусть глаза будут почти вровень. Особенно если в них слезы. Но это — не ко времени разговор. И девочка сама это поняла, вытерла лицо, закусила губу. Заставила себя сосредоточиться. Молодец.
— Доченька, есть вещи, которые могу сделать только я. Если ты поедешь со мной, я буду думать о тебе и не смогу помочь папе. Ты должна остаться и успокаивать братьев, если они заплачут. Если я знаю, что ты дома, что ты спишь, а Зефирка рядом, на коврике, — это настоящая помощь для меня. Пожалуйста, помоги!
Да, небольшая манипуляшка… А что еще делать?
Несколько секунд на дочкином лице менялись гнев, обида, тоска. А потом Лизонька горько вздохнула и обняла меня.
— Маменька, поезжай скорей и не возвращайся без папы! И себя оберегай!
Я поцеловала дочку. Отдала необходимые указания, сама пошла собираться. Мне предстоял визит в высший свет, пусть и с сугубо деловой целью.
Поэтому пришлось потратить время на одевание и прическу. Кремовое платье с букетами по белой дымке, вышитыми серебряной нитью. Легкая шляпка с искусственными перьями: мой принцип — не обижать птичек. Минимум тщательно подобранных драгоценностей и аромат-коктейль.
Будто на бал собираюсь. Да, скорее всего, на бал. Значит, оденусь подобающе.
Прическа и макияж заняли столько времени, что на пароходе успели развести пары, а также завести на палубу лошадей и закатить экипаж. Искать наемную карету в городе нет времени. Морским путешествием коней мучить бы не стала, но путь по реке — без качки.
— Добрый вечер, Эмма Марковна.
Старый кучер Еремей уже был на борту и беседовал с лошадками. Третий человек, после Павловны и беглой девки Ариши, встреченный мною в этом мире. Простой, понятливый, надежный.