Трясина
Шрифт:
— Если вам все известно, — сказал сбитый с толку Савка, — вы должны знать, что я Бусыге вас не выдал и отказался служить ему.
— Но панов ты все-таки привел, — возразил Цимох.
Савка опустил голову.
— Ты не знаешь, Цимох, чего мне это стоило. Я никому по своей воле ни слова не сказал про вас. Но меня мучили, пытали. И только, когда я больше не в силах был вынести, я покорился.
Но и эти слова не тронули Цимоха.
— Значит, ты нетвердый человек, — сказал он.
И против этого довода Савка не мог возразить.
— Когда я возвращался из леса, я хотел вернуться к тебе и признаться во всем.
— Но ты не вернулся.
— У
— Тогда бы с тобой обошлись по-другому, — сухо сказал Цимох.
Савка надеялся, что его покаяние хоть немного смягчит Цимоха и тот посочувствует ему и поддержит в тяжелую минуту. Но Цимох к нему отнесся сухо, враждебно и не сказал ни одного приветливого слова. Пропасть между ним и партизанами оставалась такой же глубокой.
Они умолкли.
Да и о чем еще говорить?
Савка постоял немного, потом сказал?
— Я пойду.
— Ну, что же… — равнодушно сказал Цимох.
Савка замялся.
— Может, ты мне дашь кусочек хлеба на дорогу? — робко попросил он.
— Можно… Пошли!
Подошли к хате. Цимох вынес кусок хлеба, Савка взял хлеб, поблагодарил.
— Ну, будь здоров.
Савка сделал шаг и остановился.
— Больше я вам ничего худого не сделаю. Мне стыдно вам в глаза смотреть, но я искуплю свою вину перед вами всем, чем смогу. Скажи это деду Талашу и Мартыну Рылю.
Савка расчувствовался. На его глаза набежали слезы, Еще хотел что-то прибавить, но голос его дрогнул. Он тяжко вздохнул.
— Человеком стать хочу, — сказал он немного спустя.
— Ну-ну, — немного мягче сказал Цимох.
В этом «ну-ну» Савка почувствовал нотку жалости, и ему стало легче. Его долговязая, худощавая фигура вскоре скрылась за деревьями и надворными постройками. Цимох молча проводил его глазами.
«Может, и вправду человеком станет», — подумал он.
Долгое время о Савке ничего не было слышно. Ни в Вепрах, ни в Примаках его не видали. О нем ходили противоречивые слухи. Одни говорили, что Савки нет в живых, его убили партизаны. Другие доказывали, что Савку схватили легионеры и задушили его в тюрьме. Третьи придерживались, того взгляда, что Савку сам черт не возьмет, что такие, как он, всегда выкрутятся. Их суждение основывалось на том, что Савка уже не раз пропадал на несколько месяцев. И они не ошиблись.
Как только схлынуло весеннее половодье и земля начала подсыхать, Савка украдкой пробрался в свою хату и даже принес кое-какие подарки жене и детям. Он строго-настрого запретил им хотя бы словом обмолвиться о его существовании, будто его и на свете нет. Дома ему рассказали о войте и его приятелях. Савка никому не показывался на глаза. У него созрел важный план, над осуществлением которого он сейчас ломал голову. Савка не забыл своих слов, сказанных на прощание Цимоху, о том, что хочет стать человеком.
Прежде всего Савка выследил места, где собирались партизаны. Это была часть задуманного им плана. Затем он приступил к осуществлению всей комбинации. Для этого ему пришлось потрудиться большую часть ночи.
Как тень, Савка бесшумно проскользнул во двор Кондрата Бирки. Внимательно прислушался: тишина, село спит глубоким сном. Пес Бирки, с которым Савка загодя свел знакомство, дружелюбно помахивал хвостом, а из конюшни доносилось пофыркивание племенного жеребца, красы, гордости и утехи хозяина. Но ворота конюшни
Но на этом не закончилась работа Савки. У Василя и у Бруя было по паре хороших волов, откормленных и круторогих. Трудно было сказать, чьи волы лучше, Василя Бусыги или Бруя, тем более что и у самих хозяев не было единодушного мнения на этот счет.
С волами справиться было гораздо легче. Савка начал по порядку. Сначала выгнал волов Бруя. Потом задворками пробрался к Василю Бусыге. Его как раз и дома не было. Еще с вечера он уехал по делам к пану Крулевскому. А дед Куприян лежал на полатях и по-стариковски подводил итоги прожитым годам. Волы Василя Бусыги заупрямились: они не хотели среди ночи покидать стойло. Но их увлек за собой годовалый бычок. Втроем они пошли веселей, а когда присоединились к волам Бруя, то все дружно двинулись вместе с Савкой в путь.
Еще не занялась заря, как волы, бычок и жеребец были отведены далеко. Савка пустил их пастись, жеребца стреножил, а сам углубился в лес. Его сразу же задержал часовой и отвел в партизанский штаб. А Савке этого только и надо было.
Удивились дед Талаш, Будзик и Рыль, завидев Савку.
— С чем же ты пришел? — спросил его дед Талаш.
— Не прогневайтесь, дядька, и вы, братки: я вам привел жеребца Кондрата Бирки, вашего и моего отныне врага, пригнал волов Бусыги и Сымона Бруя. Прошу вас, не думайте обо мне плохо.
Дед Талаш, Мартын Рыль и Цимох Будзик переглянулись. В их глазах блеснули веселые искорки.
— Савка остался Савкой, — говорили они потом, смеясь.
А Савка, возвращаясь из леса, держал голову выше, чувствуя, что он сделал большой шаг вперед на своем новом пути.
33
Как-то в сумерки Авгиня возвращалась из лесу. На спине у нее был большой мешок скошенной свежей травы. У матери, где жила теперь Авгиня с детьми, была телушка. Для нее и несла Авгиня траву. Шла она в стороне от дороги, чтобы не бросаться в глаза людям, а особенно недавно прибывшим в Вепры легионерам, которых она очень боялась.
С тех пор как Авгиня покинула дом Василя, она еще с ним не встречалась. У матери ей жилось нелегко, но о возвращении к Василю Бусыге она и не помышляла. Да и как ей, с позором выгнанной, идти на поклон, ронять свое достоинство? Если бы она была нужна Василю, он сам бы пришел к ней. Авгиня предполагала, что он придет если не к ней, то к детям, и испытывала досаду оттого, что Василь глаз не показывал и даже шага не сделал к примирению. Разумеется, она ответила бы отказом, наговорила бы ему кучу обидных слов, постаралась бы его оскорбить еще сильнее, чем он ее оскорбил перед разлукой. Украдкой, в отсутствие Василя, она еще раз забегала к деду Куприяну, чтобы разжиться припасами для детей. Разве Василь не должен ей давать на их пропитание? Но Василь строго-настрого приказал отцу ничего ей не давать. Дед Куприян решил, что помирить их трудно, и уже не делал никаких шагов в этом направлении. Кто теперь послушает старого? Дед только неодобрительно качал головой и больше не вмешивался в их дела, но время от времени посылал внукам кое-какую снедь.