Туда, где фабрикуют облака
Шрифт:
– Уродка, – раздавалось повсюду. – Долбаная шлюха! Вонючие отребье!
И всем этим ругательствам не было предела отчего даже доктор Сара съежилась на своем месте. Но не Эмбер.
– Сначала я убила мужчину, что жил со мной. Причин для этого было множество, а если сюда добавить все те, что вслед ему кидали люди, – то их число будет где-то витать в бесконечности. Он уже начал подозревать о моем дитя, так что медлить – означало бы позволить ему растерзать себя. Всего от двух ударов электроножом, его тело словно топленое масло разбежалось по полу. Хотя возможно это была и кровь – ведь в то время это не имело значения. Я заперла
Мы переглянулись с Эмбер, и она неслышно стала шевелить губами, разговаривая со мной, пока рядом разносились жестокие возгласы. Это было что-то вроде игры, когда каждый намерен сказать нечто важное своему партнеру о чувствах или последних мыслях. Но в итоге получилось то, чего я не ожидал. Это было еще одно мыслепреступление, а именно стих, что был под запретом, как и любое другое творчество:
«Забейся в одиночество и жди:
Возможно, лишь тогда, к тебе украдкой,
Заглянут в голову мечты.
Своей дурной, бессмысленной повадкой.»
Доктор Сара встала и попыталась призвать всех к порядку, успокоив, как минимум, самых громких подстрекателей из толпы, но Эмбер в свою очередь показала жестом, что это лишнее. Если исход один – чего же бояться, – будто бы пыталась сказать она доктору, а после встала и вздрогнула, как будто приняла словесную пощечину в свой адрес. Но на толпу это не произвело никакого впечатления. Никто из них не пытался понять суть поступка, но зато разглядывали сам поступок. Они испытали страх за себя, но прятали его за злостью.
– Все закончилось тем, что я начала молиться, – произнесла Эмбер и люди чуть приутихли. – Да, представьте себе женщину, – стоящую на коленях в крови и молящую о помощи того, кто давно покинул эту землю. О создателе говорили многие, но обсуждали его так тихо, что услышать его могло только такое отродье, как я. И да чего же это было абсурдно! Стоять на коленях рядом с вонючим куском сала и просить о прощении того, кто может и не смотрит даже на нас. А если и смотрит, то только сквозь пальцы, закрывая весь этот ужас от своего самолюбия. И в этом случае кто кого искупляет, а кто кается за грехи – это еще очень большой вопрос.
Она замолчала и внутри нее последний раз вспыхнул огонек. Разумеется, в этих словах я видел и нотки безумия, как в принципе, и в любой другой женщине. Только при всем этом ее исступление было словно ароматная нотка вина или столь всеми любимый хруст настоящего, свежего хлеба – приятное дополнение характеризующие натуру и личность этой женщины.
– Теперь вы знаете, – сказала Эмбер и снова села на свое место, фамильярно обрывая все, о чем говорила ранее. – Я не помню, как произошли роды и почему я пыталась убить ребенка. Когда я пришла в себя меня уже схватили и доставили на реабилитацию в это самое заведение.
– И что в итоге? – уточнила Сара, дабы убедиться в собственных догадках о чувствах, что испытывала эта пациентка.
Но Эмбер ответила не сразу, будто размышляя о том, что осталось действительно важное перед тем, как она прыгнет в эту пропасть небытия и забудет все, о чем говорила.
– А что будет с моим ребенком? – вымолвила из себя она и затихла, будто бы и вовсе не ожидая услышать ответ. Но он упал ей как снег на голову.
– То же самое, что и с остальными, – без зазрения совести ответила Сара – Его научат быть человеком и видеть мир замкнутым без права на выход. Ему придется понять, что человек – это бремя, которое необходимо нести, с осознанием этого факта. И ему придется понять, что от кого бы он ни родился, единственная мать, которую он должен знать и уважать – это Республика. Ваша роль в его жизни окончена и от лица вышестоящих мы приносим вам благодарность за проделанную работу.
Эмбер нахмурилась и собиралась что-то ответить, но вовремя взяв себя в руки, произнесла просто и скупо:
– А как же то, что я мать?
– Амплуа родителей в спектакле воспитания – лишь переоцененная декорация. Сама природа ни раз доказывала, что чужой род или даже вид вполне способен воспитать не их собственное дитя. И при этом их чадо вырастало здоровым. То бишь, род сохранен, а не это ли главное?
Пациентке ничего не оставалось, как молча кивнуть и встать. То, что последовало далее никто не ожидал увидеть: проститутка словно одичавшее животное, выпрыгнув из человеческого обличья, набросилась на доктора с когтями. Сил ей не хватило, чтобы хоть как-то серьезно навредить андройду, но на лице Сары после драки остались тонкие линии разрезов. Руки пациентки, словно опасные лапы хищника, ударяли раз за разом, не внимая на кровь льющуюся из тонких, но опасных пальцев. Однако, вся сила и ярость очень скоро стали сходить на нет.
Закончилось все это так же быстро, как и началось. В кабинет вбежали несколько громил и резко оттолкнув Эмбер потащили ее к выходу. Сама проститутка смеялась и кричала во все горло:
– Твой вопрос порождает ответ! Лучше задай мне такой вопрос, чтобы он породил вопрос во мне самой!
Значения этих слов не удалось понять даже мне, потому я отнесся к этой сцене как к помутнению рассудка светлого ума. С какой бы стороны я ни посмотрел на ситуацию, но для меня Эмбер оказалась победительницей. Пожертвовав собой, она вышла из этого общества на щите – непоколебимо отстояв то, что было действительно важно для нее самой.
– Надеюсь, что более такого не повторится, – произнесла доктор Сара, обращаясь к каждому из присутствующих. Пришла в себя она очень быстро и как ни в чем не бывало уже сидела на своем месте. – Ну, а теперь на очереди Макс Хоук.
Как я уже понял, сопротивляться было бы бесполезно и глупо. Самый простой выход из любой ситуации – принять себя, каким бы ты не был. И если они хотят узнать кто ты – просто покажись им тем, кем они хотели бы тебя видеть. Не обязательно врать, если можно говорить правду, обходя щепетильные вопросы.
– Меня зовут Макс Хоук, – произнес я, когда встал. Затем поднял голову к потолку, чтобы размять шею. – И именно я совершил все те преступления, слухи о которых ходят уже не первый месяц. Позвольте встать перед вами на распятие!
7 Смит
– А мне все кажется, что люди совсем не такие, какими должны быть, – размышлял в слух Макс Хоук, пока машина мчалась по воздушному шассе, направляясь в участок. – Наверняка ранее мы не имели друг с другом ничего общего, а потому даже не пересекались. Пока однажды какой-то дурак не сказал, что красный фрукт на дереве – это долбанное яблоко. И вот все уже умеют разговаривать. Потихоньку мы создавали свободное общество. Только в итоге это не обобщало, а порождало тюрьму. Медленно, шаг за шагом. И теперь нам из нее не выбраться.