Тухачевский
Шрифт:
— Жаловаться на товарища, да еще по мелочам, считалось у нас фискальством, — возразил Тухачевский. — От этого отучали еще в корпусах…
— Кто отучал? — быстро спросил начальник Особого отдела.
— Товарищи по классу. Фискалу доставалось так, что он это запоминал на всю жизнь. Какая аттестация у помощника комполка? — спросил командарм Садлуцкого.
— Отличная. До этого он командовал отдельным артиллерийским дивизионом. Его дивизион на всех учебных и показательных стрельбах выходил на первое место. Я его выдвинул вне очереди на должность помощника комполка.
Тухачевский кивнул головой и повернулся к Смирнову:
— Вызови-ка ты мне всех полковых комиссаров к себе и проработай с ними хорошенько этот вопрос. Нужно прекратить оскорбления командиров, честно служащих в Красной Армии и укрепляющих ее боеспособность. Во-вторых: пусть они
— Подражание, — буркнул начальник Особого отдела.
— Пусть подражают хорошему, — отрезал командарм. — Например, поменьше фискалят на товарищей…
— А как же тогда с революционной бдительностью? — пустил тот в свою очередь стрелу.
— Когда весь командный состав будет крепко и дружно спаян, то будет гораздо легче выявить настоящих врагов революции, — холодно и спокойно ответил Тухачевский. Он встал и поправил пояс, что всегда служило у него признаком скрытого раздражения. — Я считаю, — отчеканил он, — что Садлуцкий должен поговорить с помощником комполка, чтобы впредь он был сдержанней. И в случае повторения подобных оскорблений он должен подать официальный рапорт начальству. Начальника боеснабжения надо будет срочно перевести в другую часть, расположенную в другом городе. Вместе им после этого служить нельзя…»
Для несостоявшихся дуэлянтов все закончилось относительно благополучно, в чем немалая заслуга Тухачевского. Но командующий за неумение сработаться с Реввоенсоветом и нежелание признать право комиссаров вмешиваться в собственно военные вопросы поплатился, как мы уже сказали, переводом в военную академию.
Здесь он долго не задержался, также вступив в острые споры с академической профессурой из кадровых полковников и генералов царской армии о путях развития советских вооруженных сил и военного искусства. О его работе в академии я скажу немного погодя. Пока же отмечу только, что, скорее всего, тогда в Москве и завязался разрушивший второй брак Тухачевского роман с Чернолусской или с кем-то еще.
В январе 1922 года Михаила Николаевича вернули командовать Западным фронтом. На этом посту он оставался до конца марта 1924 года. Возможно, его возвращение было связано с активизацией повстанческих отрядов Булак-Балаховича. В Кремле не без основания надеялись, что победитель Антонова с ними справится. Действительно, в течение нескольких месяцев люди Булак-Балаховича были оттеснены за польскую границу.
Следует указать, что летом 1923 года Тухачевский побывал в Германии под вымышленной фамилией «Полянин». Большевики в тот момент рассчитывали раздуть в этой стране пожар революции, за которой, как они все еще надеялись, последует революция во всем мире. Однако надежды не оправдались, и уже 28 августа Михаил Николаевич вернулся в Смоленск. Незадолго до окончательного отъезда у него произошел второй и последний конфликт с Реввоенсоветом фронта. В Наркомат по военным и морским делам поступил донос на Тухачевского от секретаря парткома Западного фронта с обвинениями в неправильном отношении к коммунистам и в аморальном поведении. М. В. Фрунзе наложил на донос благоприятную резолюцию: «Партия верила Тухачевскому, верит и будет верить». Очевидно, поводом к доносу послужил второй развод Тухачевского и его внебрачные связи. Фрунзе, естественно, не стал губить друга. А, кроме того, если бы тогда давали ход каждой «аморалке», Красная армия рисковала вообще остаться без командного состава, да и без значительной части комиссаров.
Фрунзе занял посты начальника Штаба РККА и заместителя председателя Реввоенсовета Республики в марте 1924 года. Очевидно, к этому времени и относится донос на Тухачевского, на который отреагировал повышением друга в должности. Михаил Николаевич с апреля 1924 года занял пост помощника начальника Штаба РККА. А его недругов из Политуправления Западного фронта вскоре убрали. Как свидетельствует И. А. Телятников: «Сама жизнь отвела облыжные наветы. Менее чем через год М. Н. Тухачевский опять вернулся в Смоленск. Его назначили командовать Западным военным округом. А Касаткин со своими приспешниками исчез». Здесь мемуарист опять-таки соединяет два конфликта. Ведь вернулся Тухачевский в Смоленск после первого конфликта еще в 1922 году, а Касаткин оставался на своем посту и в 1923-м, с февраля по декабрь, даже временно исполнял должность члена РВС Западного фронта. А вот Васильева (возможно, именно он фигурирует у Лидии Норд под фамилией Смирнов) с поста секретаря партбюро убрали еще до «второго пришествия» Тухачевского. Вероятно, в Москве решили наказать инициатора склоки, чтобы хоть немного притормозить поток кляуз.
Место Васильева занял Телятников. В своих воспоминаниях он приводит разговор с командующим, когда тот вновь становился на партийный учет и отдал секретарю парткома личное дело, где были собраны все материалы по поводу первого конфликта. Пока Телятников листал весьма пухлую папку, Тухачевский заявил ему: «Вы должны до конца рассеять все недоразумения, которые причинили мне столько неприятностей. Военкомов в штабах теперь нет, начальник штаба беспартийный. Вся моя надежда на вас, и потому в отношениях между нами нужна полная ясность. Я хорошо понимаю и высоко ценю политорганы и партийные организации. Сам начал службу в Красной Армии с должности политического комиссара…» Телятников утверждал: «Беседа наша затянулась за полночь. Михаил Николаевич подробно рассказывал о своем жизненном пути, объяснял побуждения, которые привели его в ряды большевистской партии. Но больше всего, разумеется, мы старались разобраться в причинах, повлекшие за собой прошлогодние нападки на Тухачевского. Из долгой этой беседы я вынес твердое убеждение, что Тухачевский — человек честный, искренний, хотя вокруг него плетут интриги. Есть люди, которые завидуют ему. В годы Гражданской войны он чувствовал внимание к себе со стороны Владимира Ильича и очень гордился тем, что выполнял ряд важных ленинских поручений. Иногда это делалось вопреки желанию руководителей военного ведомства, и с годами у них сложилась стойкая неприязнь к Тухачевскому».
Казалось бы, в неискренности в данном случае можно заподозрить или Телятникова, или самого Тухачевского. Ведь мы уже неоднократно убеждались, что в период Гражданской войны командарм военкомов не слишком-то жаловал и отстаивал право командиров-коммунистов командовать без надзора со стороны бдительных комиссаров. Но мне представляется, что не лукавили ни мемуарист, ни его собеседник. Одним из основных качеств Тухачевского, обеспечивших стремительное развитие его карьеры, многие историки считают будто бы присущую ему «способность подстраиваться». Именно этими словами охарактеризовал Тухачевского неоднократно встречавшийся с Михаилом Николаевичем немецкий генерал Карл Шпальке, оценивая его стремительную карьеру при большевиках: «Он помимо прочих талантов принес с собой и чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции, добраться до поначалу неприступного поста».
Правда, «подстраивание» под собеседника у Тухачевского часто объяснялось просто его хорошими манерами и никак не было связано со склонностью к интриганству. Наоборот, если вспомнить его перемещения по фронтам Гражданской войны, часто вызванные конфликтами с членами Реввоенсовета и вышестоящими начальниками, то видно, что ни разу противники молодого командарма не поплатились в результате стычки с ним своими постами. Да и на новые должности Тухачевский назначался только вследствие своих организаторских, волевых и полководческих качеств и ни коим образом не способствовал смещению предшественников, чтобы освободить место себе. Он не строил козни против других, а сам становился жертвой зависти и интриганства. И последняя интрига против Тухачевского, как мы знаем, привела его к гибели.
При том, что Михаил Николаевич оставался в большой мере чужим для командиров и комиссаров рабоче-крестьянского происхождения и с дореволюционным партийным стажем, он уже не был своим и для основной массы служивших в Красной армии бывших царских офицеров и генералов. Об этом хорошо пишет Лидия Норд: «Долгую и упорную борьбу вел Тухачевский, отстаивая права "квалифицированного состава армии", беспартийных военных специалистов из бывших офицеров. Многие комиссары и политработники не скрывали своего недоверия к ним и при первом удобном случае бежали жаловаться на них в Особые отделы. Бывшие офицеры в большинстве случаев жаловаться туда не бегали, а когда становилось невтерпеж, подавали рапорт по начальству о невозможности работать в таких условиях. Тухачевский очень внимательно относился к таким рапортам и немедленно приказывал разобрать каждое дело и доложить ему. Успешно отстаивал он и тех, кого хотели по необоснованным доносам демобилизовать из армии. Он разбивал логическими доводами все вздорные обвинения и, в случае необходимости, писал рапорт в Реввоенсовет в Москву…