Тульский-Токарев. Том 2. Девяностые
Шрифт:
Часть III. Девяностые
…В начале последнего десятилетия XX века в Питере окончательно пробудилось дремавшее Лихо. А когда Лихо просыпается — наступает, как известно, пора лихолетья. Собственно говоря, пора лихая наступила не только в Ленинграде, но и во всей некогда могучей империи, доживавшей свои последние месяцы. Однако то, что происходило в Питере имело особый смысл для всей страны. Москва, она, понятное дело, всегда жила на особицу от России, Провинция и не пыталась понять странный и вымороченый столичный уклад, а потому и не тянулась за Белокаменной. Ленинград же, как ни странно, был любимее и социально ближе для остальных советских
Уже в самом начале девяностых, когда бандиты еще ездили на стрелки с часто отказывавшими ППШ времен Отечественной войны — стрельба из огнестрельного оружия перестала быть чем-то чрезвычайным. Стремительно росло число убитых в странной, никем не объявленной войне за собственность — а на любой войне люди постепенно привыкают к смерти и перестают на нее реагировать так, как реагировали в мирное время. И многие, очень многие тогда ошиблись, полагая, что главная цель в новых условиях — это выжить, выжить любой ценой — и физически и социально. Многие решили, что это — самое важное и трудное, кто справится с этой задачей (не стесняясь в средствах) — тот и Герой… (не стесняясь в средствах). И лишь спустя почти десятилетие в стране, с трудом избавлявшейся от угара всеобщего остервенения, начали осторожно говорить о том, что подлинный героизм проявляли те, кто изо всех сил пытался остаться нормальным человеком, несмотря даже на то, что и их Судьба подтаскивала к кровавой мясорубке, работе которой, казалось, не будет конца…
Тульский
Старший лейтенант милиции Артур Тульский пребывал в неплохом настроении, поскольку имел приятные планы на вечер. Он закинул ноги на свой рабочий стол, закурил и только было собрался предаться мечтаниям, как в кабинет к нему влетел злой как черт Витя Ткачевский — с недавнего времени зам. по УР начальника 16-го отделения милиции.
— Тульский! — заорал Витя.
— Й-й-я! — бодро откликнулся Артур, не меняя позы.
— Тульский! — угрожающе продолжил Ткачевский. — Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты с макаровскими жуликами вопрос решил?!
— Много раз, — скорбно признал Артур и со вздохом опустил нижние конечности на пол.
— Ну так решай, наконец!!!! — заверещал Ткачевский. — От терпил отбою нет — твоя же земля, между прочим! Бери кого-нибудь, да хоть Харламова, — и дуйте в магазин, вправляйте мозги! Чтоб границу, твари, не переходили. У нас своего говна под подбородок! Понятно?
Понять «боевой приказ» было не мудрено. Территория, обслуживаемая Тульским, заканчивалась Съездовской и Первой линией. Чуть дальше — уже на «земле» 30-го отделения, на набережной Макарова, — располагался магазин «Внешпосылторг», в простонародье — «чековая Березка». Конкурировать с этим магазином по престижности и ассортименту могли только валютные «Березки», да знаменитый «Альбатрос», где отоваривались советские моряки на так называемые «боны». В магазине же «Внешпосылторга» разные импортные дефицитные товары можно было купить за странные деньги — за чеки этого самого «Внешпосылторга».
Схему советское государство придумало довольно мудреную: если гражданин СССР умудрялся пробиться за рубеж и выполнял там мирный или военный «интернациональный долг», зарабатывал иностранную валюту, то вся она шла не на руки гражданину, а на счет во «Внешторгбанке». Там эта валюта пересчитывалась в некие виртуальные «инвалютные рубли», которых никто никогда не видел, но которые после определенного пересчета можно было получить в виде чеков «Внешпосылторга». А уж на эти чеки и можно было скупать дефицит в специальном магазине. По официальным правилам и инструкциям отовариваться в магазинах «Внешпосылторга» могли лишь люди, честно заработавшие свои чеки. Однако… Ежу понятно, что коль скоро в обычных советских магазинах джинсы и приличные кроссовки было не достать, то очень быстро появилась устойчивая прослойка паразитов (будущих коммерсантов), которые принялись скупать чеки у законных владельцев по цене 1:2, приобретать на них дефицит и перепродавать его втридорога. Дело в том, что официально советский специалист, потрудившийся за рубежом, мог обменять свои чеки на обычные «деревянные» рубли лишь в неинтересном соотношении 1:1.
В общем, паразиты копошились вокруг магазина на Макарова целыми днями и довольно скоро спелись с персоналом, который тоже не собирался вкалывать за сто двадцать деревянных в месяц. Дальше — больше: через некоторое время была частично скуплена и местная «лягавка», то есть 30-е отделение милиции, в котором раз в полгода разражались дикие скандалы после служебных проверок по поводу нездоровых связей. Местный отдел и городское управление БХСС перевербовали всех скупщиков и общими усилиями отгоняли от магазина заезжих гастролеров, желавших также нажиться на замечательной кормушке. В общем, сначала всем было хорошо — менты, перекупщики, продавцы и приезжие из загранки общались в любви и согласии, «тихо и богобоязненно», и жалоб никуда ни от кого не поступало.
Но человеку сколько ни дай — все мало! И перекупщики со временем открыли для себя новую золотую жилу, когда доперли, что законных владельцев чеков можно кидать — и практически безнаказанно. Дело в том, что на чеке имелось государственное клеймо: «продаже не подлежит» — то есть обменять его можно было лишь один к одному, а все прочее автоматически становилось спекуляцией! И тут же возле магазина появились кидалы, умело манипулировавшие языком и пальцами, — и вернувшийся из загранки народец стал частенько при неформальном обмене получать за чек не два рубля, а рубль — ну прямо как от государства! Естественно, потерпевшие с воем бросались в 30-е отделение, где местные опера им говорили:
— Обождите, обождите, чек стоит рубль?
— Рубль, — кивали облапошенные.
— Вам сей рубль уплачен?
— Уплачен…
— Так что ж вы тогда уголовный розыск тревожите?! Вот если вам куклу втюхают или всунут за тысячу чеков сто рублей мелкими купюрами — тогда и приходите! Мы тогда этих супостатов в Сибирь законопатим… Да, кстати, а где вы работаете? Ах, в институте «Гипроникель»… И что, много в вашем институте желающих слетать на Кубу, чтобы подзаработать?
— Ох, много.
— Ну так и идите… к себе в институт! А то зашлем вашему руководству представление о том, как вы пытались спекуляцией заниматься… Чек-то продаже не подлежит.
Обманутые выходили из 30-го отделения, как после ледяного душа. А тамошние опера и вовсе оборзели вскорости — посоветовали ломщикам отводить лохов на предмет развода за двести метров от магазина, туда, где уже не их земля — чтоб можно было, вообще не морочась, терпил в шестнадцатое отфутболивать. Конечно, не все сотрудники занимали такую позицию ради корысти — но у них была четкая установка на «отбой» заявлений, да и формально сделка «один-один» действительно была честной…