Туман войны
Шрифт:
— Ладно, старик, пойду собирать вещи, да предупрежу сеньориту Анну, может, и она с нами…
Шлеп! Бамбуковая палка шамана молниеносно опустилась на мое левое плечо, и его обожгла резкая боль. Брухо резко приблизил свое лицо к моему, так что я ощутил гнилой запах из его пасти с черными от табака зубами, перебиваемый ароматом, идущим из множества мешочков, нанизанных на ожерелье, покрывающее всю грудь колдуна. От неожиданности я совершенно растерялся.
— Глупый мальчишка! — Колдун встал во весь свой невеликий рост и, пройдя шалаш в два шага из угла в угол, снова сел напротив меня. — Женщина — это порождение Негеулькат, богини леса. Пусть богиня сама спасает свое отродье, нам важно уйти сейчас, пока…
Речь шамана прервала длинная пулеметная очередь, прозвучавшая в ночи, словно трескучий раскат грома; следом гулко бухнули три разрыва. Шаман вскочил и, схватив меня за руку, вытащил из шалаша на улицу.
— Поздно!.. Почему ты предупредил меня так поздно, мерзкий дух! Пошли живее, парень, может быть, мы
— Я этого пить не буду и… — Я собрался оттолкнуть руку старика, но тот с силой вложил склянку мне в ладонь, сжав ее своими сильными пальцами. Невольно пришлось взять пузырек, чтобы продолжить наш бег между оживающими хижинами. Бойцы отряда организованными группками струились меж домов, подтягиваясь к западному краю лагеря, откуда все чаще звучали стрельба и новые разрывы.
— Не будь дураком, парень. Те, кто напал на лагерь, сильнее, чем кажутся. Они видят в темноте, их оружие несет безмолвную смерть, а сами воины подобны злым голодным духам.
Другой бы стал спорить, но я хорошо помнил необычных гринго в странной броне, из-за которых и начались наши неприятности. Зубами вынув плотно притертую пробку, я залпом влил в себя содержимое пузырька. Горло обожгло, в животе словно кто-то плеснул керосина в затухающий огонь, на миг я аж присел от скрутивших меня колик. Старый шаман остановился и в нетерпении приплясывал вокруг, пока я не нашел в себе силы идти дальше.
— А когда подействует-то?..
Но ответить колдуну не дал резкий свист и последовавший за этим звуком хаос. Мне и раньше приходилось метать гранаты, слышать разрывы бомб и один раз даже пережить настоящий налет федералов на старый лагерь. Но тогда все было не так близко: мы отсиделись в лесу, а военные бомбили пустое место. Сейчас все было иначе. Меня ослепила яркая вспышка света, потом что-то огромное бросило назад и вверх, вышибая из легких весь воздух, и со всей дури шмякнуло о жесткую землю. Это был выстрел из РПГ, разнесший в труху арсенал. Но, кроме шума в голове и звона в ушах, я ничего больше не слышал. Зрение странным образом обострилось, а тошнота и слабость, обычные после контузии, как-то не приходили. Попробовал встать на ноги, это с легкостью получилось, лишь земля чуть раскачивалась при каждом шаге. Оглядев и ощупав себя, понял, что, за исключением нескольких неглубоких ссадин от щепок, цел и невредим. Автомат я продолжал держать в правой руке. Осмотревшись по сторонам, я побрел куда-то без всякой цели, досадуя на глухоту, сквозь которую, словно через толщу воды, доносились звуки стрельбы и взрывов. Даже крики людей были похожи на писк москитов, это казалось даже забавным. Хижины горели практически все, сельва тоже начинала мигать языками злого, дымного огня. Скоро здесь будет не продохнуть, и к ночной темени прибавится гарь от пожарищ.
К остаткам хижины шамана идти не пришлось, на труп старика я наткнулся через десяток метров, тело бросило под навес, где была общая столовая. Кавалу ударило головой о край широкой скамьи, отчего череп треснул, как перезрелый арбуз. Повинуясь смутному импульсу, я снял с тела матерчатую торбу, из которой старик доставал снадобье, и поднял валявшуюся справа от тела кепку. Повесив через плечо главное вместилище сокровищ нашего колдуна и надев его кепи, я почувствовал в себе странную уверенность: внутренний голос шептал в оглохшее ухо, что это был правильный поступок. Во рту пересохло, и от непроизвольного сглатывания целый шквал звуков обрушился на меня. Выбравшись из-под развалившегося навеса, я осмотрелся и как мог резво побежал к восточной окраине лагеря, где не видно было вспышек огня. Мимо пробегали бойцы, кто-то пытался удержать меня за ремень сумки, но когда я рванулся, пальцы разжались. Словно выпущенный из пращи камень, меня вынесло к горящему лазарету, где на пороге стояла сеньорита Анна.
— Симон, как ты сюда добрался?! — голос Анны перекрывал треск горящих бревен и заливистый лай пулемета, из которого от бедра палил заместитель Рауля, страшный и огромный, как замшелая скала, команданте Пелюда.
— Я выходил от старого Кавалы, потом что-то взорвалось в арсенале, думаю, из гранатомета пальнули с восточного склона. Потом старика убило… — Голова снова закружилась, но я что есть силы ударил себя свободной рукой по лбу, и дурнота отступила.
— Нужно отступать к скале, где сидят русские, там мы сможем обороняться и уйти по подземному ходу… — Вдруг лицо у докторши вытянулось, она пристально посмотрела на меня. — Зрачки расширены… Что у тебя с глазами, мальчик?
— Н-не знаю… — Слова будто примерзали где-то внутри, прежде чем сорваться с языка. — Брухо дал какое-то снадобье, я выпил. Нам нужно идти, сеньорита Анна. Быстрее!
Всплыла мысль, что план ее вроде здравый, но только теперь русские никого внутрь не пустят, а если дело обернется совсем плохо, уничтожат радиоузел, а сами уйдут. И причем тут колдовская микстура?.. Я знаю, на что рассчитывала Анна, — вызвать по рации Мигеля, чтобы он повернул обратно и пришел за нами. Только он этого не сделает, как бы сильно ни хотел: большие люди, что прилетали недавно, дали «советским» какое-то важное задание, из-за которого, может быть,
— Сеньорита Анна, нам не следует идти в радиоузел, сейчас темно и охранники будут стрелять во всех, кто приблизится. Мы можем уйти в сельву, по руслу высохшего ручья.
— Но там мины, мальчик.
— Нет-нет! Я был там с саперами команданте Ставо, показывал, где нужно ставить мины. Я знаю, как пройти, только нужно быстрей выбираться отсюда. Пойдемте, прошу вас!..
Но время было упущено: у пылающих развалин штаба выступила знакомая огромная фигура Хесуса Гереро с пулеметом наперевес. Гигант стоял к нам с Анной боком и не замечал ничего, кроме творившегося впереди. Там была сплошная стена огня, горели врытые в землю бочки с горючим, где-то в темноте заливался длинными очередями одинокий автомат. Гереро возился с лентой ПКМ, пулемет казался игрушкой в его руках, но его старания были тщетны. С досадливым выкриком отбросив бесполезное оружие, Пелюда вынул из кобуры здоровенный старинный револьвер. Это был знаменитый именной «кольт-питон», подаренный Хесусу самим генералом Вера. Револьвер три раза подряд плюнул огнем в темноту. Затем еще и еще раз, а потом волосатый гигант вдруг вскрикнул и выпустил оружие, а рука его безвольно обвисла; в плече появилась дыра величиной с кофейное блюдце. Почему-то мой взгляд остановился сначала на тускло блестящем револьвере, на рукояти которого неожиданно ярко горел квадратный красный камень. Рубины! В рукоять были вделаны рубины, [109] это вдруг принесло мне ощущение невероятной радости, и я тихо рассмеялся. Пелюда в изумлении переводил взгляд с раны на револьвер и снова на рану. Нас с сеньоритой Анной он не видел, как не замечал зрителей и противник команданте. Глаза стало щипать, и на пламя сделалось невозможно смотреть, но стоило мне отвернуться, как Гереро тонко и пронзительно закричал. В следующее мгновение я увидел, как нечто бесформенное, переливающееся, словно струя воды под лучами солнца в полдень, схватило нашего великана и как пушинку подняло в воздух. Грудь Хесуса превратилась в сплошную кровавую рану, в глазах застыла ярость.
109
Украшение оружия таким способом не редкость, особенно в странах с нестабильной валютой. Что касается самого оружия, то это крайне мощное, но совершенно непрактичное оружие. Это шестизарядный револьвер калибра.357 — Магнум. В данном случае, с удлиненным (203 мм) стволом. Бой очень точный, но и отдача соответствующая, нередки случаи, когда неопытным стрелкам вырвавшееся из рук оружие наносило травмы и увечия. В настоящее время револьвер снят с серийного производства, но копий по миру гуляет очень приличное число.
Гадать не пришлось, это, без сомнения, был один из этих чудных гринго, только теперь я смог его хорошо рассмотреть. И он тоже нас заметил, потому что огромная туша команданте полетела в огромный костер, пылающий на месте штабной хижины. Американец сбросил свою диковинную маскировку и теперь больше всего походил на рыцаря в доспехах, какими их рисуют в комиксах. Но вместо меча у него был в руках пулемет, который он держал в правой руке, положив необычно толстый сетчатый ствол на локтевой сгиб левой, а за спиной горбом вырастал объемистый округлый ранец. Я дернул замершую в изумлении докторшу за руку и сам тоже начал пятиться, чтобы упасть на землю, откатываясь в темноту. Этот хитрый фокус я подсмотрел у Хименеса во время недавней стычки с полицейскими, он так сделал, чтобы уйти с линии огня. Но Анита взвизгнула, как дура, и повалилась на меня, словно сноп сена. Впрочем, своего я добился — очередь из пулемета «рыцаря» вспорола воздух в том месте, где мы только что стояли. Теперь главным было не потерять темп, и я быстро пополз к окраине лагеря, откуда никто не стрелял. Там были минные поля — наверно, гринго знали об этом и не полезли в ловушки, хитро расставленные команданте Ставо.
Когда огни пожарища стали чуть менее яркими, я оглянулся и чуть было не бросился обратно: докторша исчезла, хотя еще пару мгновений назад я слышал ее хриплое дыхание у себя за спиной. Прокляв всех женщин на свете, я вспомнил слова шамана о том, что за ними присматривает какой-то отдельный демон и негоже мужчине лезть в их дела. Бросать девушку на съедение гринго не хотелось, и я, сжав автомат и бормоча все крепкие слова, какие приходили на ум, повернул в обратную сторону. Меня подгонял отчетливый гул, идущий со стороны океана. Я хорошо помню этот звук, так гудят самолеты гринго, и эта музыка ничего хорошего оставшимся в лагере не предвещает. Я перешел на бег, когда впереди раздался женский вскрик, а потом хлопнули три хлестких выстрела. Вглядываясь в ставшую неожиданно яркой ночь, я увидел Анну, она стояла на узкой тропинке, держа в вытянутых руках маленький хромированный револьвер, какие любят городские полицейские и бандиты из уличных шаек, из тех, что побогаче. Перед девушкой метрах в пяти стоял давешний «рыцарь» и уже поднимал на уровень пояса пулемет, чтобы короткой очередью срезать беглянку. Думать было некогда: как учил меня Мигель, я передернул затвор автомата, поставил его на одиночный огонь, вскинул к плечу и плавно выбрал спуск.