Туманная река 4
Шрифт:
— Коновал, внимательней объезжать будет! — Крикнул от бортика, где сидели запасные «Торпедо» тренер Дмитрий Богинов.
Коноваленко проводил меня суровым взглядом из-за толстых прутьев вратарской маски и тут же переместился на дальнюю штангу. В своё время такие голы часто закатывал Сева Бобров. Покажет вратарю, что бросит в ближний, а сам объедет рамку и пропихнёт шайбу в пустой дальний угол ворот. «Но сейчас не тогда!» — хохотнул мысленно я и подкинул шайбу так, что она перелетела через ворота по невысокой, но крутой дуге и плюхнулась прямо на пятак. Этого видеть страж горьковских ворот не мог.
И когда Коноваленко заметил выкатывающегося довольного меня из-за спины,
— Да-а-а-а! — Заорал я. — Красава-а-а!
— Го-о-ол! — Закричал весь пермский «Молот».
— Давай Пермь дави! — Крикнули нам с трибун, первые наши хоккейные фанаты.
Однако, пока Фокеев сравнивал счёт ему, как следует, врезал защитник Прилепский и добавил до кучи другой оборонец Кормаков. Поэтому на довольном лице Фоки, кроме распухших губ, добавилась ещё гематома под глазом.
— Фо гол! — Показывал он мне большой палец, когда мы катили на лавку.
— Молодчики, молодчики! — Радостно похлопывал нас по спине Бобров. — Сейчас нужно закрепить. Фока ты как?
— Хорошо, Михалыч, один глаз ещё видит, выпускай обратно! — Горячился наш бесшабашный крайний нападающий.
Через смену, мы снова решили провернуть такой манёвр, но Коноваленко был начеку. И когда произошла смена ворот по истечении десяти минут игривого времени, то Бобров вновь встал у меня за спиной с единственным на сегодня вопросом: «Как пробить горьковского чудо вратаря?»
— Сева, идея, а давай сейчас правила нарушим, — улыбнулся я.
— Зачем? — Опешил Бобров.
— Они в большинстве обязательно встанут в позиционное нападение, вспомни, что вышло в конце второго тайма? — Хмыкнул я.
— Итак, встреча переходит в эндшпиль, если можно выразиться языком шахмат, — Николай Озеров поёжился. И хоть ответная шайба вышла на загляденье, всё равно, смотреть такой хоккей было невыносимо. — Осталось шесть минут до конца. И наставники ледовых дружин выпускают свежих игроков. Вбрасывание в средней зоне. Шайбой завладении пермяки и опустились с пасом ближе к своим воротам. Что такое? Какая немыслимая ошибка тренера Боброва в такой ответственный момент! Лишний игрок на поле! Да, Всеволод Михалыч, за это дают штраф две минуты…
— Малков, Курдюмов, Крутов и Ермолаев на лёд, — скомандовал Сева. — Внимательней на перехватах, — сказал тренер, подмигнув мне.
Наставник горьковчан Дмитрий Богинов на розыгрыш большинства выпустил всех моих «лучших» знакомых по этой встрече. Нападающие: Немчинов — Чистовский — Халаичев, защитники: Прилепский и Кормаков.
— Парни, нужно дожать Пермь! — Крикнул от бортика Богинов. — На банкете уже коньяк стынет! Поднажмите мужики!
На этот раз вбрасывание я благосклонно проиграл, и поэтому на доли секунды заметил большие и удивлённые глаза Бори Чистовского. Дальше завертелась «торпедовская» перепасовка с краю на край в нашей зоне. Сначала на бросок вывели защитника Кормакова, который от души влепил в бросившегося под шайбу Славу Ермолаева. Затем справа проверил надёжность Родочева Лёва Халаичев. И наконец, на длинную передачу решился Борис Немчинов. Он сделал обманный замах, выманил на себя Курдюмова и скинул на противоположный фланг под бросок Чистовскому. Но вдруг моя клюшка выскочила, как бы сама собой, и шайба, встретившись с загнутым крюком, передумала двигаться под убойный бросок «торпедовского» нападающего. Она вылетела в среднюю зону и поскользила к воротам Коноваленко. Следом рванулся и я.
Кормаков попытался двинуть мне по ногам, но я вовремя увернулся, поэтому защитник плюхнулся по инерции на
— Сука! — Услышал я в спину от другого оборонца Прилепского. — Б…ть!
— А-а-а-а! — Закричали болельщики на трибунах.
Быстро перебирая коньками, я разогнался до приличной даже для конькобежцев скорости. Сбоку все лица людей вмиг превратились в одну большую и пёструю смазанную по горизонтали полосу. Коренастая фигура вратаря Коноваленко вдруг напомнила медведя, который вылезает из берлоги. И сейчас я должен был этого медведя не победить, а перехитрить. Идея сама собой прилетела в мозг. Я качнул в одну сторону, затем в другую и, махнув крюком мимо резинового диска, резко взял влево. Коноваленко сделал небольшой перешаг, и в это время юркая как мышка, сверкнув чёрной тенью, шайба прошмыгнула под щитком вратаря.
— Гол! Гол! Гол! Го-о-о-ол! — Закричал Озеров в микрофон. Либо он радовался тому, что хоккейная мука заканчивается, либо хитрый приём нападающего его привёл в восторг, для себя Николай Николаевич ещё не решил. — Да, товарищи, это надо было видеть. Шайба без броска сама залетела в сетку. Гол забил двадцатый номер пермского «Молота», Богдан Крутов! И тренер «Торпедо» Дмитрий Богинов срочно берёт тайм-аут.
— Сейчас вбрасывание выигрываю, и толкаем шайбу вдоль борта, оставшееся время, — рассказал я свой простой план партнёрам и Севе Боброву.
— Ефё бы одну фабить, — опухшими губами и с заплывшим глазом заметил неуступчивый Вова Фокеев.
— Ты лучше зубы береги, — улыбнулся Бобров.
— Фам фмаю, — обиделся Фока.
Судья свистнул, приглашая команды на лёд. Последние две минуты очень хотелось прожить без приключений. Я сразу вспомнил, как желание сыграть по-простому навредило с ЦСКА. Поэтому перед вбрасыванием успел шепнуть защитнику Малкову, чтобы тот выбросил по крутой дуге шайбу в среднюю зону.
И когда судья бросил чёрный диск на лёд мы так и поступили. Горьковчане выкатились из нашей зоны, и несколько раз безуспешно попытались войти обратно через пас. Время безвозвратно таяло, а «торпедовские» хоккеисты, которые больше привыкли играть на контратаках и героически стоять в защите ничего интересного придумать не могли. И примерно за десять секунд до конца, чуть ли не с центра поля по шайбе от безысходности шарахнул Боря Чистовский. И как назло, чёрная и твёрдая как камень шайба вновь прилетела в нашего бедного Фоку. И опять в лицо.
Судья дал свиток об окончании финальной игры. Весь «Молот» вылетел с криками на лёд. И с верхних рядов нам прокричали, что мы молодцы. А я смотрел на всё это празднование, как будто со стороны, как будто вижу сон, в котором я лишь простой посторонний наблюдатель.
— Давай качать Бобра! — Орал абсолютно счастливый комсорг Курдюмов.
— Только не уроните, как в прошлый раз, — жалобно попросил Сева, осторожно ступая в ботиночках по искусственному льду катка.
Потом Всеволода Михайловича несколько раз подкинули вверх. Затем Бобров о чем-то душевно пару минут говорил с треном горьковского «Торпедо» с Дмитрием Богиновым.
— А ты знаешь, что Богинов Севу спас? — Спросил, подъехав ко мне, защитник Стас Малков. — Во время войны Дмитрия Николаевича откомандировали в Омск за новобранцами. А там был эвакуированный завод из Ленинграда, где работал отец Боброва, и он сам. Николаич отца Севки хорошо знал ещё по русскому хоккею, знал и старшего брата Володю Боброва, который в это время был на фронте. Ну и вычеркнул из списков новобранцев нашего Севу. А представь, Бобра бы убили, или вернулся бы он без руки или ноги? И не было бы легенды Советского спорта.