Туманная река
Шрифт:
— Крутов! — услышал я чей-то голос сквозь пелену своих невеселых размышлений.
Потом меня кто-то ткнул локтем в бок. Что ж такое не дают спокойно помечтать.
— Крутов! — крикнул еще раз Николай Андреевич, учитель царицы всех наук.
И я еще раз получил в бок от своей подружки красавицы Наташки Марковой. Вот так, был холостой, сидел на «камчатке» со своим корешем Вадькой Бураковым, проще говоря, Бурой. А теперь все, кончилась свобода, сижу на второй парте с конца с Наташей. А Вадька с Тоней, у него тоже, по всей видимости, закончилась лафа.
— Слушаю
— Я вам случайно не мешаю? — раздраженно посмотрел на меня математик.
— Вот пока вы ко мне не обратились было очень хорошо, а теперь немного мешаете, — с абсолютно серьезным видом ответил я.
Весь класс грохнул от смеха. Бедный математик, подумал я, мучается со мной и меня мучает.
— Повторите, что я только что вам сказал, — настоятельно потребовал Николай Андреевич.
— Это элементарно, профессор, — улыбнулся я, — повторите, что я только что вам сказал.
Народ по новой загоготал, а Санька Зёма от смеха даже прослезился.
— Я вам не профессор, — математик покраснел как помидор, — покиньте немедленно класс! Запомните, вы у меня экзамены никогда не сдадите!
— Плох тот аспирант, который не мечтает стать доцентом, — я встал из-за парты и стал собирать свои вещи, — и тот доцент, который не стремится получить профессора. Кстати, почему вы не пошли в аспирантуру? — спросил я опешившего учителя, выходя из класса.
— Это не ваше собачье дело, — взвизгнул Николай Андреевич.
— Вот в чем ваша проблема, — я остановился в дверях, — вы по жизни не ставили себе больших целей.
Я вышел из класса, и побрел по пустынным школьным коридорам в пионерскую комнату. Кстати я сам себе тоже не ставил больших целей, или я про них забыл. Потому что мечты имеют свойство забываться. Дверь в пионерскую была открыта. Я постучал в нее и вошел. В комнате одиноко сидела Тина Соколова и что-то писала.
— Ты чего не на уроке? — подняла она голову.
— Не сошелся с математиком во взглядах на способ доказательства теоремы Ферма, — я налил себе из стеклянного граненого графина воды.
— Как же ты так? — удивилась девушка, — перед экзаменами доказательство Фермы нужно знать обязательно.
Она подняла глаза к потолку, что выдало в ней мечтательную личность, и попыталась вспомнить суть этой, пока еще никем не доказанной теоремы.
— Что пишешь? — спас я ее из затруднительного положения.
— Отчет за месяц, — Тина смешно накрутила свой локон на черенок перьевой ручки.
— Значит так, — стал перечислять я, — собрано две тонны макулатуры, тем самым школа спасла от вырубания двадцать деревьев. Далее провели смотр строя и песни, отчетный концерт самодеятельности. И последнее, в качестве шефской помощи ветеранам войны вымыто тридцать четыре окна.
— Что ты врешь, — заулыбалась старшая пионер вожатая, — какие окна, какие тонны? Кстати это идея! Нужно помыть окна инвалидам войны, у меня сосед такой, без руки. Молодец! — обрадовалась она.
И пока Тина с увлечением выполняла бюрократические обязательства, я протиснулся к нашим музыкальным
— Я буду жить, тебя любить и может быть…, - замычал я про себя.
— Мало! — вывела меня из задумчивости старшая пионервожатая, — нет какой-то изюминки, — ткнула она пальцем в отчет.
— Да, — я согласно кивнул, — изюм сегодня в дефиците.
— Я не в этом смысле, — усмехнулась девушка.
— Записывай, — я постучал по треугольному балалаечному корпусу своей гитары, — нужно на этой неделе, провести шахматный турнир, в честь, — я посмотрел по сторонам, в поисках чести, и мои глаза наткнулись на книжку Александра Фадеева «Молодая гвардия», — в честь героев молодогвардейцев!
— А что? — обрадовалась Тина Соколова, — это мысль! Шахматы — это же игра умных и эрудированных. А комсомол — это ум, честь и совесть нашей эпохи!
А партия — это минус ум, честь и совесть, подумал я, но от комментария вслух воздержался.
— Значит в эту пятницу, проведем комсомольский шахматный турнир, — девушка взяла в руки книгу Фадеева, — в честь героев молодогвардейцев. Этот турнир будет иметь большое воспитательное значение.
— Тина, — я поднял руку, как в классе, — а не комсомольцам можно в нем принять участие, например мне?
— Ты же на следующий год собираешься вступать в нашу молодежную ленинскую организацию? — старшая пионер вожатая посмотрела на меня, как на японского шпиона.
— Как только на завод устроюсь, так сразу вступлю, — ответил я, однако уточнять, что работа у станка не входит в мои планы не стал.
— Молодец! — Тина пожала мою мозолистую руку, — сегодня же пройдусь по классам и сделаю объявление. А завтра… Нет, сегодня к вечеру вывешу соответствующий призыв в школьной стенгазете.
2
С математики мне свалить удалось, как бы еще исчезнуть с урока физики, думал я, безразлично разглядывая в окно весеннюю зеленую листву, и пропуская мимо ушей учебный материал. Дематериализоваться бы как-нибудь в теплые края. Физику в нашем классе преподавал очень правильный, педантичный и ужасно занудный Борис Евсеевич Крюков. Лет ему было около тридцати пяти, плюс минус, сколько точно, я не знал. Фронта, он в силу возраста удачно избежал, так как, обладая ярко выраженным астеническим телосложением вряд ли бы там долго протянул. Проще говоря, физик был высок, худ и близорук. Кстати его жена преподавала в нашей же 447 школе биологию, она напротив была невысокая и полная женщина.