Тупиковое звено
Шрифт:
— Я только что с самолета.
Филипп также, как и хозяйка, с трудом сдерживал слезы.
— С самолета? — Даша на всякий случай посмотрела на небо. Но небо было абсолютно чистым. — Вы хотите сказать, что прилетели из Москвы на самолете?
— О нет-нет… Неделю, что мы не виделись, я провел дома. — Француз запнулся и отвел глаза. — Представлял матушке Богдана и его семью.
Возникла неловкая пауза.
— Ах вот как! Я не знала. — В глубине души Даша почувствовала небольшой укол, но тут же, устыдившись, снова обняла Филиппа, — Как я счастлива,
Француз семенил за нею маленькими шажками.
— Ди-ди, я приехал просить прощения. Я тогда с вами был отвратительно груб и несправедлив.
— Вам не нужно передо мной извиняться. — Даша с неожиданном для себя радостью принялась хлопотать на кухне. — Это все моя самонадеянность. — Слезы подкатили к горлу. — Если бы я только могла предположить, что все так кончится.
Филипп переминался с ноги на ногу, губы его дрожали.
— Мне так жаль, что мы поссорились, Ди-ди. Если бы вы знали, как я вас люблю, Я ведь тоже совсем, совсем один на всем белом свете. Позвольте мне стать… хотя нет, «стать» это не то слово. Позвольте мне попытаться стать близким для вас человеком.
— Ах Филипп, — Даша повернулась, — вы и так очень близкий и дорогой мне человек. — Простите, что держала на вас обиду. Кстати, — она нахмурилась, — а как вы сюда попали?
Француз махнул рукой за спину:
— Меня привез один загадочный человек.
— На синей машине? — засмеялась Даша.
— Да-да.
— Все ясно. А где наш общий знакомый?
— Серж? Мы так и не успели встретиться. Он перепоручил меня своему товарищу, а сам обещал приехать попозже, но он не был уверен, сможет ли это сделать сегодня. По-моему, он очень занят.
— Хорошенькое дело, — пробормотала Даша. — А про меня-то он еще помнит? Этак я отсюда никогда не выберусь. Кстати, — она внимательно посмотрела на Кервеля, — а почему вы покинули Францию и свои дворец? Что с Богданом, как его приняла Мария Андреевна, как его дети? Вы их уже видели?
Голубые глаза француза вдруг стали отстраненными. Он прошел в комнату и сел в кресло, изящно скрестив ноги.
— Да, спасибо, с ними все и порядке. Маман они все очень понравились. — Его голос казался деревянным.
Даша взяла стул и присела рядом. Она пыталась поймать взгляд собеседники.
— Что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
— Но я же вижу, что что-то произошло. Прошу вас, Фи-фи, не скрывайте от меня ничего.
— Я не скрываю. Ничего особенного не случилось… — Губы француза предательски задрожали. Сложив ладони перед собой, он запричитал: — Ах, Ди-ди, я больше так не могу! Я думал, все измениться к лучшему, все будут счастливы. Но такого я не мог предположить даже в самом страшном сне!
— Да что случилось? — Даша в самом деле не могла понять, отчего так убивается месье Кервель, Ведь, по его словам, все живы, здоровы и счастливы.
А Филипп продолжал заламывать руки.
— Маман совсем перестала обращать на меня внимание, с утра до ночи общается с Богданом и его детьми. Они, безусловно, прелестны, но… Это становится невыносимым. Только теперь я понял, что такое родная кровь. Меня словно и не существует.
Даша смотрела на бедного флориста во все глаза. Вот так номер!
— Вас… выгнали?
— О, Боже, нет, конечно. Тем более что у меня собственная квартира. Ди-ди, дело совершенно не в деньгах. Я прекрасно знал, на что шел, когда затевал все это дело. Но я никак не ожидал, что вдруг стану для маман чужим, совсем-совсем не нужным. — Голос француза опять стал слезливым. — Вы же понимаете: кроме Марии Андреевны, у меня нет ни единого близкого человека. Я не могу этого переносить. Мне больно. Мне плохо. Я даже не могу работать. — Он прикрыл лицо ладонью.
Даша тихонько вздохнула и покачала головой. Просто не верилось, что этому человеку больше сорока и что он владелец большой и во всех смыслах процветающей фирмы. Сейчас Филипп Кервель скорее походил на бедного маленького сиротку, до смерти боящегося осиротеть во второй раз. И все потому, что хотел доставить радость близкому человеку!
Она взяла Филиппа за руку, попыталась заглянуть в глаза:
— Фи-фи, дорогой, послушайте меня. Что бы ни случилось, я навсегда останусь вашей племянницей. И кровь, которая течет в наших жилах, никак не повлияет на достоверность этого родства. Обнимите меня, все будет хорошо…
Филипп, содрогаясь от рыданий, бросился ей на шею и так бы стояли они, наверное, еще недели дне, если б в дверь снова не позвонили.
— Кто это? — Француз поднял голову.
— Не знаю. — Даша смахнула его слезы со своей щеки, — Скорее всего, ваш московский товарищ господин Полетаев. Он обещал приехать.
— Серж? — Филипп оживился.
— Он самый.
— Боже, как я счастлив буду его видеть! — От недавней печали, казалось, не осталось и следа. — Открывайте же скорее, я пойду готовить еще кофе.
3
Даша не ошиблась. С аккуратной красной розочкой в руках за дверью стоял Полетаев.
— Привет. — Она улыбнулась, — Проходи. Рада тебя видеть,
У подполковника лицо приняло выражение безграничного счастья.
— Ты улыбаешься?
— У меня в гостях Филипп.
— Я знаю. Как он?
— Ужасно.
— Этого следовало ожидать… — И уже бодро, через ее плечо: — Рад вас видеть в добром здравии, cher Filippe [40] .
И хоть подполковник старался держаться на расстоянии, француз ухитрился-таки расцеловать его в обе щеки.
— Мой Бог, мне кажется, мы не виделись целую вечность! Даша деликатно рассматривала розу.
— Проходите в комнату, что же вы в коридоре толпитесь… Мужчины, пропуская друг друга вперед, добрались до гостиной Полетаев присел и сразу потянулся за сигаретой.
40
Дорогой Филипп (фр.).