Турбо Райдер

Гельвич Ростислав Реональдович

– Куда вы идёте, люди?

– Неужели ты не видишь?
– ответил священник в грязной рясе, с разорванной золотой цепью, непонятно как державшейся у него на шее - Мы идём из города, человек. Ему больше неоткуда тянуть соки: ведь земля умирает. Неужели ты не видишь?

– Я вижу. Но зачем уходить?

– Попробуй её на вкус и ты всё поймёшь.
– священник улыбнулся серыми с чёрным зубами. Стало ясно, что он действительно ел землю.
– Я отрубил крест от цепи топором и выкинул его. Я не хочу вести за собой людей! Я иду с ними!

Человек удивился. Священник

продолжал, экзальтированным, торжественным тоном.

– И птицы и звери и прочие твари земные, что пьют и едят от земли. Они мертвы. И город: ведь он тоже пил и ел от земли, значит он тоже мёртв!

– Они мертвы.
– сказала молодая женщина в разорванной юбке, с потёками крови и слизи на ногах

– Мы все кушали землю!
– сказал мужчина со свежим ножевым порезом на лице

Человек смотрел с платформы на людей, идущих по железнодорожному полотну, а они смотрели на него счастливыми, блаженными взглядами.

– И мы поняли! Нам надо идти туда!

– Куда?

– Туда!

– А зачем?

– Как зачем?

Они смотрели на человека глазами людей, говорящих очевидные даже малому ребёнку истины. Человек понял, что ничего от них не добьётся. Он покачал головой и двинулся назад к дому.

– Возникло было желание взять...

...горсть земли и хотя бы попробовать её на язык. Теперь земля не кажется несъедобной... да. Наоборот. Она серая как пепел, и... может быть это будет так, словно бы съесть неочищенную картошку, печёную в костре? Мы делали её... когда-то... Я... что же делать?

Его тихие размышления вслух прервали шедшие навстречу люди. Соседка (та самая, что была утром), и ещё пара малознакомых ему людей. Они шли неуверенно, словно нехотя, но в глазах их тоже светилась искорка блаженства и знания какой-то тайны. Соседка прошла мимо молча. Более молодая, но тоже весьма перезрелая, женщина жевала что-то, из уголков её рта стекала серая слюна. Третий же, мужчина, остановился и посмотрел шедшему навстречу человеку прямо в глаза.

– Знаете... ммм...
– лысый и толстый - Я... сначала лизнул... словно пепел... а потом немного... она... Знаете, зря вы боитесь. Это не противно... ммм... Мне надо идти.

– Нам надо идти.

– Нам надо идти.

– А вы с нами?

Человек покачал головой. Бывшие соседи прошли мимо. Дул ветер. Больше звуков не было.

Тишина била в уши громовым пищанием. Всё вокруг казалось чем-то фальшивым. Ненастоящим. Выдуманным,

– , глупым. плохим, идиотским, дурацким. Почему? Что это вообще такое? Земля...
– он пнул кирпич и ушиб ногу, - Господи, земля! Что за?
– последнее слово склизкой улиткой соскользнуло с языка вниз. Это было неприятное ощущение. - Почему всё так?

Человек почувствовал себя нехорошо. Ещё и погода...

Сегодня солнце было особенно ярким, и даже ветер не спасал от пронизывающих до самых костей лучей. Даже тучи. Человек заметил, что туч много, очень много, но солнце всё равно ужасно пекло. Дойдя до дома и посмотрев на термометр, человек удивился:

– Тридцать градусов? Жарко...

Он пошёл домой, по пути снова взглянув на то самое место.

Кусты пожухли и порядочно припали к земле. Перед тем, как зайти, человек вынес из дома воды и вылил их на кусты. Вода не впиталась в землю, смешавшись с лужицей мочи, оставшейся там с утра. Человек покачал головой и зашёл в дом. Он почти сразу же уснул, и, как любой человек, уснувший днём, да ещё и в жару, спал плохо и видел муторные, непонятные сны. Он проснулся под вечер, мокрым от пота. И понял, что проснулся не просто так.

Точнее...

– Что это?.. Шум...

шум... действительно, шум... кто-то ест. Рядом только молоток...

Человек сжал в руке ручку молотка, и аккуратно двинулся вперёд, через комнаты, в полнейшей тишине, не нарушаемой звуками с улицы, потому что их не было. Заметил, проходя, что шкаф с вещами родителей открыт.

– Что ты там искал? Или искала... Сесть жрать? Какая наглость... он что, не знал, что я дома? Не обыскал дом?

Кухня располагалась так, что тот, кто хотел поесть, мог сесть лицом ко входу, или же спиной. Третьего не дано. Наглый вор сел лицом от входа, он что-то ел из тарелки. Мышцы его спины двигались под рубашкой.

Человек с молотком опешил. Рубашка его отца. И брюки его отца, давно уже мёртвого отца. Тот, кто пробрался в дом, не только решил поужинать, но ещё и надел на себя одежду, которая была ему совсем в пору.

– Я знаю, что ты тут, сынок.
– он не поворачивался, продолжал есть, - Ха-ха-ха! Вот просто знаю. Ты стоишь с молотком и мокрый, как мышь. Испугался? Ха-ха-ха!
– неприятный смех, - Надо же. А в прошлый раз ты смелее.

Отец развернулся на табуретке и посмотрел прямо в глаза тому, кто стоял с молотком.

Тот выронил молоток и в испуге отступил назад. Да. Человек, сидящий на табурете, и только что евший суп, действительно был его отцом.

– Я... я... я же...

убил его. Этим самым молотком. Забил его до смерти. А потом разрезал и закопал там, в том самом месте. Двадцать лет назад. И приходил мочиться на его могилу каждое утро, каждое-каждое утро всех этих лет.

– Что поделаешь.
– отец улыбнулся, зубы у него кое-где были сломанные, после тех ударов, - Я вернулся.

Человек хотел сделать шаг назад, но лишь ударился затылком о стену. Перед глазами у него вертелись картины проломленного черепа, выбитых зубов, склизких ошмётках чего-то на полу, боли, невыносимой боли, душевной и физической. А тот, кому полагалось быть мёртвым, сидел и улыбался.

– Из земли так легко выбраться. Как же я мог остаться там, внизу? Тем более, что... Ха-ха-ха! Ты был плохим, очень плохим сыном.

Вторая глава: про человека, его отца, продавщицу, еду и город

Человек стоял в гараже, крепко сжав в руке молоток, и смотрел, как его отец ходит вокруг машины, изредка оглаживая её рукой. Человек с некоторым неудовольствием заметил, что ощущает нечто, похожее на ревность.

– А ты ухаживал за ней. Она как новенькая, лучше, чем когда я был жив! Хотя я и сейчас жив. Ха! Ха-ха!