Турист
Шрифт:
— Кто тот парень? — спросил Мило.
— Какой парень?
Эйннер нахмурился, недовольный тем, что его перебили.
— Отмотай, — Эйннер вернулся к сцене в бистро, и Мило ткнул пальцем в экран. — Вот этот.
— Рахман… — Эйннер на секунду зажмурился. — Гаранг. Точно. Рахман Гаранг. Подозревался в терроризме.
— Вот как?
— Она представила отчет о встрече. Пыталась выведать у него кое-какую информацию.
— В бистро?
— Наверное, он сам предложил. Не очень-то профессионально, но она не возражала.
— И как? Узнала что-нибудь?
Эйннер
— Парень, похоже, умотал в Судан.
— В Судан, — вырвалось у Мило.
— Знаю, знаю. И, предупреждая твой вопрос, скажу: нет, в помощи террористам мы ее не подозреваем. Так низко она не пала.
— Рад слышать.
Эйннер вернулся к последней фотографии, той, на которой Энджела и рыжебородый стояли у перекрестка.
— Так вот, этого зовут…
— Герберт Уильямс.
— Черт, Уивер! Перестань перебивать!
— Так это он?
— Ну да, — проворчал Эйннер. — По крайней мере, под этим именем он зарегистрирован в Национальной полиции. Ты-то откуда его знаешь?
— Что еще на него есть?
Эйннер предпочел бы сначала получить ответ на свой вопрос, но, видимо, понял по лицу Мило, что на это рассчитывать не стоит.
— Почти ничего. Тот адрес, что он назвал полиции, оказался ночлежкой для бездомных в Третьем округе. Его там и не видели. Прибыл якобы из Канзас-Сити. Мы отправили запрос федералам; выяснилось, что в тысяча девятьсот девяносто первом некий Герберт Уильямс обратился за паспортом.
— Но тогда ему понадобился бы номер карточки социального страхования.
— Классическая схема. Номер был присвоен Герберту Уильямсу, чернокожему, который умер в тысяча девятьсот семьдесят первом в возрасте трех лет.
— И больше ничего?
— Скользкий тип. В июне, после тех его двух встреч с Йейтс, мы попытались сесть ему на хвост, но он каждый раз уходил. Настоящий профи. Взгляни-ка вот на это, — Эйннер тронул пальцем тачпад, и экран заполнила фотография с сельским пейзажем. Первая реакция Мило была чисто эстетической — великолепный снимок. Широкое, открытое пространство, огромное небо и небольшой коттедж в левом углу. Потом он заметил автомобиль. Курсор превратился в лупу. Зернистость почти не повлияла на качество — Мило легко узнал обоих стоящих у машины мужчин. Один — Герберт Уильямс, он же Ян Клаузнер. Второй — полный китаец, полковник И Лен.
— Откуда взял?
— Из архива Компании. Материал старый, еще прошлогодний. Том раскопал, когда узнал про полковника.
Мило потер губы — они были почти такие же сухие, как у Эйннера. Представление о безопасности в понимании Тома Грейнджера нравилось ему все меньше и меньше.
— Ты следил за ней два месяца. А с чего началось?
— Наша французская резидентура уже несколько лет протекала, как дырявая кастрюля, вот в Лэнгли и решили присмотреться. Обычные каналы мы исключили, а начать решили с Энджелы Йейтс.
— Мы?
— Мы с Томом.
Разумеется, Мило не знал и не должен был знать обо всех операциях, проводимых его отделом, но мог ли он догадаться по каким-то деталям, что за Энджелой ведется слежка? Память сохранила только один эпизод. Примерно месяц назад он обратился к Грейнджеру за разрешением привлечь Эйннера, эксперта по скрытому наблюдению, к установке «жучков» в помещении, где намечалась встреча представителей сицилийской мафии и людьми, подозреваемыми в принадлежности к исламистским боевикам в Риме. Грейнджер ответил тогда, что Эйннер занят, и предложил взамен Лейси.
— Значит, по-твоему, этого вполне достаточно, чтобы ее повесить?
— Конечно, я так не думаю. Поэтому и сижу здесь с тобой, Уивер. А если б думал, то арестовал бы прямо сейчас да и отправился к домой к подруге, — Эйннер откашлялся. — Теперь твоя очередь. Расскажи, откуда знаешь Уильямса.
— Мотоцикл, — подал голос Билл.
Они приникли к окну. Солнце почти закатилось, и Мило смог рассмотреть лишь силуэт затянутого в кожу мотоциклиста. Эйннер достал из плечевой кобуры «беретту».
— Только не устраивай здесь «Дымящееся ружье», — сказал Мило.
Мотоциклист протиснулся между двумя автомобилями и выскочил на тротуар. Надпись на красном ящике сзади гласила: «Пицца Хат». Увидев, что доставщик идет к дверям, Эйннер убрал «беретту» в кобуру и повернулся к Мило.
— Давай. Выкладывай.
Мило рассказал о Клаузнере/Уильямсе и Тигре. Новость поразила Эйннера настолько, что он даже позабыл про мониторы. В динамиках прозвучала мелодичная трель звонка.
— Я… да… Тигр… — Эйннер покачал головой. — Это ведь все меняет.
— Не думаю.
Эйннер справился с потрясением и попытался взглянуть на ситуацию по-новому.
— Если Энджела связана с кем-то, кто контролирует, точнее, контролировал перемещения Тигра, то речь идет не просто о продаже секретов китайцам. Получается, что ею руководит кто-то, имеющий очень серьезные контакты. А она может быть фрилансером. Выходит с предложением на открытый рынок…
— Тем не менее план остается прежним, — предупредил Мило. — Установить ее контакт, а потом взять его. Пока не возьмем, Энджелу не трогаем.
— Да, — с плохо скрываемой грустью согласился Эйннер, — ты прав.
Мило открыл заднюю дверь и спрыгнул на землю.
— Я пойду пообедаю. Переедешь, позвони, ладно?
— Конечно.
Эйннер закрыл дверцу. В парижском воздухе витали ароматы ветчины и теплых ананасов.
15
На боковой улочке неподалеку от площади Леона Блюма Мило нашел уютное турецкое заведение под неоновой вывеской и, заказав шаурму, отошел к столику. Что-то во всем этом было не так. Энджела либо ни в чем не виновата — и именно в это ему хотелось верить, — либо виновна в продаже государственных секретов. Но почему китайцам? Зная ее, он скорее поверил бы в то, что Энджела, решив что-то продать, предложит товар одной из тех стран, которые ей более симпатичны. Например, полякам. Сама Энджела была польской американкой в третьем поколении и выросла в семье, где все говорили по-польски. Именно знание польского и привлекло к ней внимание Компании.