Тушканчик в бигудях
Шрифт:
Но сержант двумя огромными прыжками преодолел расстояние до бело-голубой «девятки» и был таков. Полный изумления, я сел на водительское место и спросил:
– Что это с ним?
– Может, его куда-нибудь вызвали? – предположил Николай. – Ваня, чем ты перемазался?
Я глянул на целителя и ахнул. Кожа вокруг его рта была интенсивно-красного цвета. Очевидно, леденец окрасил губы Николая, и целитель, наверное, как и я, вытер их рукой и размазал слюни. Теперь понятно, отчего гаишник задал стрекача. А вы бы как поступили, встретив глубокой ночью на глухой дороге машину, набитую странными людьми в белых одеяниях, с кроваво-красными
Лично я бы унесся прочь на своих двоих, забыв про автомобиль.
– Так мы едем или нет? – начала возмущаться Николетта.
Я воткнул первую передачу, «жигуленок» бойко запрыгал по бетонке.
Естественно, ворота кладбища оказались закрыты на замок.
– Тут должен быть сторож, ну-ка позовите его, – велел Николай.
Все уставились на меня.
– Понятия не имею, где следует его искать, – попытался сопротивляться я.
– А вон там у оврага избушка, – указал Николай, – постучись, дай ему на водку, он и отопрет.
– Отчего бы вам не сходить самому? – Я окончательно вышел из себя.
– Ваня, – неожиданно ласково протянул Николай, – я сейчас буду готовиться к обряду, это дело непростое, энергии понадобится много. Сделай одолжение, пригласи сторожа.
Когда люди разговаривают по-человечески, я моментально иду у них на поводу, поэтому и поспешил к ветхой избенке, больше похожей на собачью будку, чем на жилище человека двадцать первого века. Привратник не боялся лихих людей, дверь в его конуру оказалась незапертой. Я вошел сначала в невероятно грязную кухоньку, заставленную пустыми бутылками всех калибров, затем оказался в комнатенке и понял, отчего хозяин не опасается разбойников. Просто у него нет вещей, на которые может польстится вор. Из обстановки тут были кособокий допотопный гардероб и железная кровать с никелированными спинками.
Любая мебель, прежде чем стать особо ценным антиквариатом, проходит стадию рухляди. То есть, если у вас дома имеется старый стул, не спешите тащить его на помойку. Сейчас, ясное дело, он никому не нужен и дороже рубля не стоит, но лет этак через пятьдесят сей ободранный предмет гордо выставят на аукционе, и он будет стоить кучу денег.
На ложе, прикрытый одеялом, из которого в разные стороны торчали куски ваты, кто-то спал. Я посветил карманным фонариком на кровать, потом осторожно, чтобы не испугать человека, сказал:
– Проснитесь, пожалуйста.
Голова повернулась, чихнула, кашлянула и прохрипела:
– Надоть чаво? Ты, што ль, Петьк? Нетуть ханки, всю выжрал!
– Нет, нет, вы сторож? Ключи от кладбища у вас?
– Ну… да… а ты хто?
– Иван Павлович Подушкин, сделайте одолжение, отоприте ворота, заплачу вам за услуги.
– Ив-в-в-ван Па-а-авлович Подушкин, – неожиданно прозаикалась голова.
Потом одеяло упало на пол. Под ним на голом полосатом матраце обнаружился хлипкий мужичонка в спортивном костюме грязно-канареечного цвета и в огромных, перепачканных землей ботинках. Он уцепился трясущейся рукой за спинку, сел и в ужасе переспросил:
– Хто?
– Иван Павлович Подушкин.
Грязная длань стала быстро совершать крестное знамение.
– Свят, свят, сгинь, рассыпься.
– Будьте любезны, ключи от кладбища при вас? – решил я повторить попытку.
Хотя, похоже, успеха не добьюсь,
Продолжая дрожать, ханурик пошарил под подушкой, потом с силой метнул в меня связку.
– Забери и провались в преисподнюю.
Я едва успел отскочить в сторону, а то бы тяжелые ключи на ржавом кольце ударили меня прямо в лоб.
– Ну, тебя только за смертью посылать, – нудила маменька, – принес?
Я показал связку.
– Вот.
– Отпирай.
Ключ неожиданно легко повернулся в замке, я ступил на дорожку и невольно вздрогнул. Интересно, почему на кладбище всегда так неуютно и неприятно? Вот сейчас стоим в совершенно прелестном месте, пейзаж словно нарисован кем-то из русских передвижников. Могилы, чуть покосившиеся деревянные кресты, слегка оббитые каменные надгробья, тут и там почти распустившаяся зелень на ветках, на небе ярко сияет полная луна, и тишина стоит невероятная. Казалось бы, в этом месте захочется остаться подольше, насладиться покоем. Ан нет, отчего-то озноб и холод пробирают до костей, а из глубины души поднимается страх.
– Вера, – шепотом спросила маменька, – теперь что делать?
– Николая ждать, – так же тихо ответила астролог, – он сам все найдет, нам только надо танец сплясать.
– Танец? – насторожился я. – Зачем?
– Иначе мандрагора не дастся.
– А как он ее отыщет? – шипела маменька.
– По приметам.
– Каким?
Чтобы не слушать дурацкий разговор, я пошел по центральной дорожке, читая эпитафии. Впереди замаячило нечто круглое, вроде неработающего фонтана, рядом стояла скамейка. Я опустился на сиденье, достал сигареты и увидел огромный памятник из черного камня с синими сверкающими вкраплениями. Вот уж не думал, что на сельском кладбище можно обнаружить подобную могилу. На полированной плите золотом горела надпись: «Здесь упокоился раб божий Иван сын Павла Подушкина 1882 лета на девяносто пятом годе своей жизни. Господи, уповаем на милость твою, прими в царствие небесное недостойного, но праведного».
Мне стало нехорошо. Первый раз я встретился со своим полным тезкой, и где? На кладбище. Одно утешение, что этот Иван Павлович Подушкин без малого не дотянул до ста лет, может, и мне суждена долгая жизнь? Кстати, вполне вероятно, что мы с ним дальние родственники. Род Подушкиных древний, и было их не так уж много. Ну да о своем генеалогическом древе я уже рассказывал.
Может, здесь сохранилась книга, в которой регистрировали покойных? Интересно бы в ней покопаться… И тут ледяная рука схватила меня за плечо.
– Мама! – от неожиданности заорал я.
– Вава, – недовольно воскликнула маменька, выныривая из-за моей спины, – просила же называть меня Николеттой! Неужели трудно запомнить. Право, если мужчина в возрасте обращается к молодой женщине: «Мама», это звучит по меньшей мере глупо.
– Я просто вскрикнул от неожиданности.
– Кричи сколько угодно и что хочешь, но только не слово «мама», пошли.
Подталкиваемый маменькой, я двинулся по дорожке влево. Ясно теперь, отчего сторож швырнул в меня связку ключей. Я представился ему по полной программе, назвался громко: Иван Павлович Подушкин, вот ханурик, пропивший последний ум, и решил, что видит ожившего покойника. Очевидно, он работает здесь давно и знает уникальные старинные памятники наперечет.