Тушью по акварели
Шрифт:
Каждое моё возвращение превращалось в кошмар. Я кидалась к ней, старалась разбудить. И молила Бога, чтобы у меня получилось. А потом плакала навзрыд от счастья, что сегодня она открыла глаза. С каждым днем, жизнь становилась сложнее. Мама не сдавала на нужды школы, забывала купить мне принадлежности. Радовало одно, что не появлялся мой брат. Но как выяснилось позже, зря мы радовались.
Учителя стали догадываться о том, что происходит у нас дома. А точнее им пришлось вникнуть, потому что в один прекрасный момент к ним пришли из органов
Уже тогда холодный пот стекал по спине. Я до конца не понимала, что происходит, но каким-то шестым или не знаю каким по счету чувством, я понимала, что все летит в непроглядную тьму. Так и получилось. Когда я открыла дверь квартиры, заходя вместе с моими сопровождающими из органов опеки. Всю дорогу я умоляла нас оставить в покое, ни ходить, ни узнавать. Я плакала, просила, но женщины шли с непроницаемыми лицами вслед за мной. На мои попытки петлять дворами, они меня осекали, говоря, что мой адрес совершенно в другой стороне.
– Мама, — кинулась уже привычно я к матери, которая лежала на полу в кухне около стола, на котором стояла бутылка водки, — мамочка, — пыталась добудиться, — проснись, мама, беда! – плакала я навзрыд.
Но она даже не шевелилась. Я пыталась открыть глаза пальчиками, и тут же убрала их от маминого лица. Посмотрела на женщин, которые цокали языками в дверном проеме, они описывали, по всей видимости «убранство» стола, так как их взор был устремлен именно туда, а ручка бегло скользила по листу бумаги.
– Помогите, — пропищала я, — Я прошу вас, я умоляю, помогите, — стонала как зажатый между дверью и косяком котенок.
– Что тут сделаешь? Проспится, придет на разговор! – посмотрела снисходительно на меня женщина, — А ты пока вещи собирай, недолго ты с ней, — указала она краем ручки с колпачком на маму у меня на коленях, — заберем.
– У нее брат ведь есть! – тихо промямлила вторая женщина.
– Нет у нее никого, он по судам скачет, аннулирует отцовство. Последнее заседание, и останется она с прочерком в графе, без брата, без матери и без жилплощади, — сухо произнесла женщина.
Вторая только вздохнула, а я не понимала ничего. Только было безумно страшно, а еще холодно, потому что мама была холодная, и я почему-то описалась.
– Эй, ты чего? – удивилась вторая женщина, что была помягче, — не маленькая, — указала она на струйку, что потекла к ним под ноги.
Подошла ко мне, и попыталась разбудить мать, чтобы та не лежала в луже. Но после нескольких манипуляций, она крикнула:- Симка, вызывай скорую, она мертвая! Боже Святый.
Ярослав
Состояние Ярославы все больше вызывало поводов для беспокойства. И порождало все больше вопросов. Я видимо слишком сильно старался выкинуть ее из головы и не появляться в офисе у Степана, что пропустил абсолютно все, что связано с ней.
– Может я вообще ее себе придумал? – задался вопросом в своем номере, после того, как мы поужинали в гробовой тишине и поднялись к себе.
Ярослава вообще была потерянной. Безжизненной. Мне казалось, что если я загляну к ней в глаза, то там будут мелькать ее мысли. Так сосредоточена она была, так погружена внутрь себя.
– Это может не любовь? Точнее выдуманная любовь к выдуманной мной Ярославе? – продолжал разговор сам с собой, стоя у окна в своей комнате.
Я запутался в чувствах, ощущениях, а главное, меня напрягало и изматывало чувство постоянной тревоги за Славу. Я не мог его унять, и убедиться в том, что с ней все в порядке не мог. Она была закрыта, как броненосец в момент защиты. Не была даже лазейки. Перестать переживать за нее у меня тоже не получалось. Каждый раз сердце щемило, стоило бросить взгляд на ее потерянное лицо.
– Перестань нервничать, — похлопав по плечу, выдал мне заказчик, когда Ярослава зависла над местом, где будет детский комплекс развлечений, — это гормоны, молодость. Как ты только решился на ребенка после недолгих отношений? Я вот до сих пор брыкаюсь. Вот такие закатывания глаз и тому подобное, кому надо? – уже переключился на себя Вилен Иванович.
А я все больше переживал из-за понимания, что не беременность это. Что-что, а не верить в этом вопросе Ярославе у меня не было поводов. И тогда рождался тревожащий, изматывающий душу вопрос: «Что это? ». И главное, прояснить может только сама девушка, которая, скорее всего в силу этого самого никого к себе не подпускает, и образовывался замкнутый круг.
Сколько я так простоял не знаю. Но нервы была настолько взвинчены, сердце измотано, что уже себя стало жалко.
– Хватит. Ты не мальчик. Да и тебя она своим мужчиной не видит. Переболей и забудь, — в очередной раз уговаривал себя все это завершить и жить дальше каждый своей жизнью.
Вышел в общую комнату, чтобы хлебнуть прохладной воды для успокоения, а может и чего покрепче. И услышал тонкий стон. Он был настолько тихим, что поначалу я подумал, что мне это все послышалось. Но когда я достал запотевшую бутылку воды из холодильника, звук усилился. Прислушался. Звуки исходили из комнаты Ярославы. Сердце перевернулось. Все разговоры с самим собой вылетели из головы и утратили силу.
– Ясь, — стою как дурак под дверью, не решаясь ее открыть.
Но на мой зов никто не отозвался. Только звуки усилились. И добавились вошканья.
– Ясь, позволь мне войти, — проговорил тихо и максимально вкрадчиво.
Но мне никто не отвечал. Не в силах больше ждать, вошел в комнату. На кровати металась спящая девушка. Одеяло упало. Лицо было мокрым от слез и искажено гримасой страха и боли. Она то скрючивалась в позу эмбриона, то раскидывалась на кровати в позе звезды. Тонкое, почти прозрачное тельце было таким беззащитным, таким болезненно изнеможённым.