Тушью по акварели
Шрифт:
– Детка, может не надо вспоминать? – запричитала хозяйка квартиры тихим голосом.
– Надо, я устала все держать в себе, улыбаться и делать вид, что все хорошо! Ничего не хорошо! Я до сих пор вздрагиваю, когда мне это снится, плачу, кричу. Потому что это было ужасно. Мерзко, страшно. А самое страшное, что это не закончилось в тот день, это теперь на всю мою жизнь со мной, - прижала руки к горящим и мокрым щекам, - Я пришла к нему домой, сама пришла, потому что мне обещали большие перспективы, потому что говорили, что он может помочь с выставками и поступлением куда захочу. Святославы в тот день не было. А вокруг
– Выпей! – перед лицом появился стакан с водой, а на плече, согревая теплом, появилась мужская рука, - Это в прошлом, Ясь, - тихо просипел Ярослав.
– Давай ей что покрепче! – тут же засуетилась баба Маша.
– Не надо покрепче, - отмахнулась от рюмки с чем-то сильно спиртным.
Отвернулась от окна и продолжила рассказ.
– Как я от туда выбралась, не знаю. Все работы остались у него. А я была настолько раздавлена, что не могла встать с кровати. Я плюхнулась на складе, потому что хотела побыть одна. Но тот день не прошел бесследно, было кровотечение. И если бы не Святослава, которая меня нашла, и заставила отправить в больницу, то меня бы уже не было. Потом были годы реабилитации. Психологи, и прочее. Меня перевели в другой детский дом. А через короткое время меня забрала под опеку Святослава. Она забрала к себе, как только ей квартиру выделили. А потом заставила поступать в колледж, так я переехала в общежитие. Она же меня заставила поступать в ВУЗ. И хлопотала насчет квартиры для меня. Она мой ангел хранитель. Моя вторая мама, хотя и разница маленькая. Я очень хорошо понимаю, почему она не поет. Так как сама больше не рисую. Чертить-то и то начинала с трудом. Вот такая счастливая жизнь была у меня, баба Маша.
– Главное, что это в прошлом! – тихо ответила старушка, - и раз ты тут, то ты очень сильная, Ясь. Не в мать пошла. В отца. Прорвешься. Завтра встретимся с тобой у банка, я тебе адрес, вот на этом листочке написала, - в руках появился лист бумаги, который я сунула тут же в карман, - встретимся, я тебе деньги отдам. Ты их пристроишь куда-нибудь. А парень твой, - замялась хозяйка квартиры, видимо заметив седину на висках «парня», - поможет, поддержит!
Я не хотела смотреть в этот момент на Ярослава, потому что было страшно увидеть его реакцию. Хотя чего именно я боялась и чего ждала, сама до конца не понимала.
Ярослав
Ярослава продолжала стоять лицом к окну. В помещении висела звенящая тишина. Хозяйка квартиры не находила себе места, ерзая на стуле. Она жамкала салфетку, поглядывала на стройную фигурку плачущей девушки. А меня обуяла растерянность. Это было так странно. Ведь не мальчик уже. Бизнес. Да и определенный житейский опыт за это время успел скопиться. Но с таким я еще не сталкивался. Как помочь пережить то, что пережить невозможно. Да еще и тому, кто отчаянно отталкивает тебя, как раз из-за того, что пережить не может.
В своей жизни мне приходилось утешать женщин. И не один раз. Но все беды сводились в тот момент к тому, что можно было купить, изменить или ускорить за деньги. И это было просто. Достаточно было обнять, и сказать в макушку, что я все решу. Достать карту, приложить к терминалу, и слезы мгновенно исчезали, улыбка появлялась на лице девушки. А тут…
– Ярослава! – окликнул девушку, что сказать я еще не придумал, но тишину очень хотелось разорвать.
Яся не откликалась. Она продолжала стоять, обнимая себя тонкими ручками. Вернулся в коридор, взял там наши вещи. Подошел с ними к девушке и положил на плечи ее ветровку, обнял.
– Мы пойдем. Всем надо прийти в себя. Завтра воскресенье. Банк не работает. В понедельник я отпущу Ярославу, чтобы она с вами сходила, — завершил этот день откровений я.
– А не надо нам банк. Банкоматы работают. Мы просто переведем деньги с счета на счет и все, — встрепенулась баба Маша, — чтобы Яся не срывала рабочие задачи.
– Хорошо. Я привезу Ярославу завтра туда, куда вы написали. До завтра, — выговорил я, перенимая дрожь девушки от ее плечика, что дрожало в моей ладони.
Направил свою сотрудницу к выходу. Помог обуться. Попрощался с хозяйкой квартиры, и вывел Ясю на свежи воздух.
– Я предлагаю пройтись. Погода неплохая. Тебе надо проветриться, — не предлагал, а просто озвучивал то, что собирался сделать, доставая телефон и открывая карту города.
– Мария Степановна, — спохватилась девушка, — ей на нервной почве может быть плохо! Нельзя оставлять старушку.
– Ничего, выпьет валерьянки! – развернул обратно в сторону двора девушку, не давая ей вернуться в подъезд, — пойдем! – взял ее руку и потянул в сторону выхода из двора.
Яся не сразу сжала в ответ мою ладонь. Пальчики подрагивали. Девушка безвольной куклой шла за мной. Но по мере того, как мы удалялись от дома старушки, рука Яси согревалась, и наконец, она сжала мою руку в ответ. Скорость шага стала выше. Я больше не чувствовал себя тягачом, который тянет за собой сломанный корабль. Через какое-то время девушка сровнялась со мной, встав плечом к плечу. И мы уже продолжили прогулку, держась за руки, как среднестатистическая пара.
– Это хорошо, что мы сейчас погуляем. Я посмотрю город. Основные архитектурные ансамбли, чтобы вписать новый проект в городскую среду, — перешла на деловой тон моя сотрудница.
– Ясь, давай просто погуляем, оставь в покое работу, никуда она не убежит. Наслаждайся весной. Оглянись, мы в городе впервые. Жизнь кипит, все меняется, обстоятельства, города. Ты теперь не одна. Погрузись в то, что есть сейчас, хоть немного выйди из прошлого, — рассердился я.
– На нас смотрят с недоумением. Встречные прохожие, — тихо проговорила девушка, оперившись лбом в моё плечо.
– Это не потому, что я старый, а ты юная и прекрасная. А потому, что ты зареванная и опухшая. Давай в кафе зайдем. Перекусим. Ты же не ела ничего у Марии Степановны. Ты умоешься. И продолжим прогулку, — предложил я.
Яся отпрянула от меня, еле успел сжать пальцы покрепче, чтобы рука не выскользнула из моей. Почему-то мне не хотелось, чтобы наши касания прервались. Она осмотрела себя в витрине магазина. Чуть приблизилась, чтобы рассмотреть лицо.
– Это ужасно! – воскликнула она и повернулась ко мне.
Я вглядывался в такое родное, да слегка опухшее, покрасневшее, лицо. Но теперь более живое что ли, и более знакомое, и не видел ничего ужасного.
– Просто заплаканная, — поспешил успокоить девушку.