Тварь непобедимая
Шрифт:
Он сложил и убрал телефон обратно.
– Прошу прощения, должен вас покинуть. Маленькие проблемы на работе.
– Что случилось? – тихо спросил Гриша, догадываясь по глазам Донского, что проблемы не такие уж и маленькие.
– Можешь поехать со мной, – так же тихо ответил Донской.
– Нужна помощь? – поинтересовался Соломонов.
– Нет, Игорь Эдуардович, отдыхайте спокойно. А вот Григория я заберу, с вашего позволения.
– Костя звонил, – сообщил он, когда «Мерседес» уже мчался по темным улицам к клинике. – Говорит какую-то чушь,
– А в двух словах?
– Двумя словами не обойдешься... Что-то не то в гальваническом зале. Говорит про какую-то собаку... Слушай, я лучше помолчу, сейчас все увидим.
Костя-стоматолог встречал их чуть ли не на крыльце. На нем лица не было. Когда он пытался говорить, его губы тряслись.
– Что? Объясни толком?! – добивался Донской по пути во флигель. Он и сам был уже порядочно напуган. Трудно было придумать, что может довести человека до такого состояния.
– Я зашел, хотел молочные зубы удалить... поднял сетку, а там... Сначала подумал, собака в бак попала или кошка... А потом посмотрел...
Он так и не смог объяснить, что он увидел в ванне.
– Главный в курсе? – спросил Донской, уже понимая, что лучше все увидеть самому.
– Его сейчас ищут. Он днем улетел в Данию. Мобильник не отвечает...
Наконец все трое оказались в гальваническом зале. Здесь были двое дежурных – таких же напуганных и изумленных.
– Вот здесь. – Они показали на одну из ванн. Кто-то коснулся кнопки на пульте, заурчал моторчик, поднимая из электролита тело пациента.
Желто-розовая слизь медленно стекала и падала обратно в ванну. И чем меньше ее оставалось на теле пациента, чем больше обнажалось его плоское волосатое туловище, вытянутая голова, покрытые шипами конечности, тем яснее становилось – это не человек.
Над столом в зале консилиумов клубилось душное молчание. Персонал тихо сидел на своих крутящихся стульях, стараясь не встречаться взглядами.
– Я хочу знать, – медленно проговорил Шамановский, – почему это произошло.
Никто не чувствовал себя виноватым, хотя виноватые, наверно, должны были найтись. Не страх, а скорее растерянность царила в клинике с той ночи, как из гальванической ванны было поднято нечто, мало похожее на человека. Еще никогда в «Золотом роднике» не случалось подобного прокола.
Весть среди врачей разнеслась быстро, и уже не было смысла что-то скрывать. Тем не менее на следующий день о происшествии говорили вполголоса. Перешептывались, удивленно и беспомощно разводили руками, пожимали плечами. Ждали приезда Шамановского. Надеялись, что он скажет, как понять случившееся.
Но и он не внес ясности.
– У этого должно быть объяснение, – продолжал главный, – и мы его найдем. Иначе весь наш хваленый профессионализм гроша ломаного не стоит.
Сотрудники молчали. Никто и не пытался защитить свой профессионализм. Всем было не до амбиций.
– Мы должны найти причину. Должна быть конкретная причина: хромосомный сбой, загрязнение материала, подмена образцов – что это? И как это могло случиться – халатность, вредительство? У меня нет ни одной версии, поэтому я готов услышать любую. Любую!
Ближе к главному особнячком сидели генетики. Один из них смущенно кашлянул.
– Конечно, сбои были, – произнес он. – Но такие же, как и у других пациентов, в пределах нормы. Ничего необычного...
– Ничего необычного? – переспросил Шамановский, прожигая генетика взглядом. – Ты видел? Ты заглядывал в ванну? Ты считаешь, это – в пределах нормы?
– Все сбои зафиксированы в документах, – осторожно, но уверенно сказал генетик, снова маскируя свое смущение кашлем. – Там действительно ничего необычного...
– Да, знаю, – остыл главный. Он пошевелил на столе папки с отчетами. – Этого мало. Нужно проанализировать каждый сбой. Нужно сопоставить все отклонения друг с другом, сравнить... Кто вынашивал пациента? Кстати, кто пациент?
На дальнем конце стола поднялся терапевт.
– Пациент – Иван Сергеевич Луков, шестьдесят три года. Доставлен с кардиогенным шоком на фоне гипертонического криза первого типа. Вскрытие не делалось, поскольку...
– Что у него в больничной карте? – прервал Шамановский.
– Вот тут – странности, – замялся терапевт. – Карта почти чистая. Видимо, дубликат. Судя по всему, пациент недавно в городе и здесь завел новую карту.
– Значит, информации о нем – ноль, – вздохнул главный. – Тоже повод задуматься. Так кто его вынашивал?
– Софи, – раздался негромкий голос. – Тело не сохранилось.
– Софи... – повторил Шамановский. – Неужели ничего не было? Может, какие-то болячки, отклонения, может, обкалывали по нестандартной программе? Хотя... – Он тронул папки, где была подробно расписана программа ухода за животным.
И снова повисло молчание.
– Ну что? – Главный сощурил глаза. – Никто ничего не помнит? Я не верю, что это произошло само по себе, – так и знайте! Где-то должен был остаться след. Сколько было неудачных имплантаций?
– Немного, – последовал ответ. – Сорок восемь.
– Действительно, немного. Даже меньше чем обычно.
Снова раздался кашель генетика.
– Дело в том, – проговорил он, – что мутация наверняка началась до того, как пациента извлекли из тела животного. И тогда мы просто не сможем отследить начало...
– Мутация? – воскликнул Шамановский. – Какая, к черту, мутация?! Раковая опухоль – это мутация. Лишний палец – тоже мутация, и даже сросшиеся картофелины – мутация. Вы видели, что достали из ванны, эскулапы хреновы?
Все опять дружно опустили глаза.
– Ярослав Михайлович, – раздался голос Донского, – вообще-то почти никто еще не видел...
– Да? – Главный побарабанил пальцами по столу. – Ну что ж, думаю, надо на это посмотреть. Качков, покажи им...
К кафедре вышел малорослый человек в круглых очках – доктор Качков, один из специалистов, обслуживающих гальванический зал.