Тверской баскак. Том Пятый
Шрифт:
Залп громобоев и арбалетчиков идет не целясь, прямо туда в пламя и черный дым. На миг, под рев коней и человеческие проклятия, конная лава останавливается, и стрелки спокойно отходят к фургонам.
Первая линия конницы практически сметена, но задние еще давят на передних, и рыцарская атака все-таки налетает на выставленные пики. Несокрушимая рыцарская кавалерия дезориентирована и практически остановлена «артиллерией» и стрелками, а в статическом состоянии пикинеры уверенно с ней справляются. Две-три пики бьют одновременно и какая-нибудь из них, да находит слабое место. Один за
Центр стоит как влитой, а вот на флангах, конница врага врезалась в ряды спешенных рыцарей более успешно.
Бросаю взгляд налево и вижу, что там дела совсем плохи. Свежие силы Робера Артуа смяли передовые порядки баварцев и даже опрокинули штандарт самого герцога. Баварские рыцари еще не бегут, но дело движется именно к этому.
Даю команду сигнальщику, и тот торопливо вздергивает на рею флаг саксонского герцога. Это сигнал к атаке резервным сотням саксонских рыцарей, что спрятаны у деревни Моншау.
'Надеюсь, они там не спят и следят за сигналами! — Зло бормочу про себя, потому как не вижу самого герцога Альберта.
К счастью, мой сигнал замечен, и на фоне крайних деревенских домов появляются рыцари под саксонским флагом. Всматриваюсь туда и различаю штандарт самого Альберта.
«Так вот куда он делся!» — Понимаю, что, скорее всего, после своей лихой атаки Альберт посчитал себя обиженным. Никто его не поддержал, а ведь он был так близок к победе! Поэтому он не вернулся на командный пункт, а отошел к своим в деревню Моншау. Зализывать, так сказать, уязвленное самолюбие.
«Ладно уж, — все же выдыхаю с облегчением, — главное, на сигнал отреагировал!»
Вытянувшись колонной, отряд почти в пятьсот саксонских рыцарей обошел отступающий фланг баварцев и врезался в бочину уже празднующим победу рыцарям Артуа. Те, поначалу опешив, все же приняли удар достойно, и бой на левом фланге закипел с еще большей яростью.
На другом фланге произошло то, чего я и опасался. Резервные саксонские сотни пошли в атаку, не дождавшись моего сигнала. Рыцари увидели знамя своего герцога в бою, и им этого вполне хватило. К счастью, на текущий момент, это уже не важно.
Удар резервных сотен пришелся во фланг потрепанным люксембуржцам. Яростно заработали мечи и секиры, но равное противостояние продлилось недолго. Застоявшиеся саксонцы рвались в бой, а усталым рыцарям Люксембурга нечего было противопоставить этому порыву. Потихонечку, шаг за шагом, они начали сдавать назад. Их примеру последовала конница Лотарингии, а это уже послужило триггером и для центра.
Противник, за исключением фланга, где рубился Робер Артуа, начал откатываться назад, но тут с Льежского тракта им прибыло еще подкрепление. Передовые отряды под знаменами герцога Брабанта начали выезжать в долину. Видя общую нерадостную картину, они с хода отважно бросились в бой. Их заряд подстегнул отступающих, и новая волна атаки покатилась на наши порядки.
Глядя на раскатившуюся по всему фронту конницу, я шепчу, стиснув зубы.
— Вот и последний аккорд, господа!
Вновь загрохотали пушки, жахнули
На флангах, новый порыв принес было движение, особенно на нашем левом фланге, где рыцари Артуа рубились с отчаянием обреченных, но вскоре и оно остановилось, увязнув в жестокой и беспощадной рубке.
Понимая, что пришел звездный час ордынцев, машу рукой сигнальщику. На мачту тут же взлетает треххвостый бунчук, означающий общую атаку.
Монголы, видать, так застоялись на месте, что не успел еще бунчук достичь верхней точки, как оба склона покрылись бесчисленными точками всадников. Одно только появление такого количества врагов, уже само по себе сыграло свою психологическую роль. Оно просто подавило волю противника к сопротивлению. Рыцари Люксембурга и Лотарингии, что сражались с самого утра, дрогнули первыми, и это было уже не отступление, а бегство. Они повернули коней еще до того, как монголы врезались им во фланг. Их бегство потянуло за собой и брабантцев, а вслед за ними дрогнул и центр.
Видя, что поворотный момент наступил, поворачиваюсь к Калиде и Петру Рябому.
— Ну, с богом! Начинайте!
Те, хлестнув коней, помчались к войскам, и уже через секунду грозно зарокотали барабаны. Атака, атака, атака!
Под этот ритм, все пять бригад одновременно шагнули вперед, опрокидывая оставшееся сопротивление. Теперь побежал уже весь центр! Анжуйцы, брабантцы и прочие, побежали настолько вдохновенно, что не посчитались даже с собственной пехотой. Льежское ополчение, так и не поучаствовавшее в сегодняшней битве, попало под раздачу собственной конницы. Растоптанное бегущей кавалерией, оно испуганно кинулось к выходу из долины.
После этого, бегство французов превратилось в настоящую катастрофу. У выхода на единственную дорогу мгновенно образовалась пробка, и началась давка. Это паническое столпотворение довело ужас до того остервенелого безумия, когда свои топчут своих, и никто никого уже не жалеет. Сзади эту человеческую массу подперли насевшие монголы, довершая кромешный хаос.
Я смотрю на это избиение, и в моей голове пульсирует только одна мысль.
«Вот теперь этот обезумивший бегущий поток сметет всякого, кто попытается его остановить!»
Мои дорогие читатели, эта глава предпоследняя! Следующая, станет завершающей главой пятой книги.
Часть 2
Глава 15
Конец ноября 1258 года
В юрте до тошноты воняет горелым бараньим салом и кислым кумысом. Видно, что ее хозяева совсем недавно изрядно злоупотребили чревоугодием и забродившим кобыльим молоком. Стараюсь пореже дышать и не морщить нос, но, по-настоящему, сейчас меня волнует совсем не это. Все мои мысли на этот момент заняты только одним, что ответить Абукану, бросающему мне обвинение за обвинением.