Тверской Баскак. Том Третий
Шрифт:
— Кому беда, а кому может и нет! Я тебе сейчас слово свое скажу, а ты можешь не отвечать. Просто выслушай и не перебивай!
Мы смотрим друг на друга глаза в глаза, и я начинаю так, словно пролог уже сказан.
— Ярослав Всеволович завтра брата не поддержит! Жидислав Старый тоже! Как впрочем и Мстислав Хмурый. — Говорю твердо и убедительно, хотя ни в чем не уверен. Знаю только, что проверить мои слова Всеволод уже не успеет, и играю на этом.
— Когда Василий Клинский завтра предложит кандидатом от княжей палаты Александра, ты поднимешь руку и вы с Василием окажетесь в меньшинстве.
Часть 2
Глава 12
Август 1251 года
Стоящая на столе спиртовая лампа разгоняет сумрак по углам кабинета и освещает лежащую передо мной кривую арабскую саблю.
Это моя сегодняшняя покупка. Зачем мне сабля?! Вы правы незачем! Но меня интересует не оружие, а то, что спрятано где-то внутри его. Во всяком случае я на это надеюсь, иначе деньги потрачены зря!
Вспомнив, как было дело, я улыбнулся. Вышло действительно курьезно.
Шел я сегодня мимо торговых рядов, и вдруг от оружейной лавки мне наперерез метнулся маленький круглый человечек в азиатском халате.
— О, величайший! Не проходи мимо, взгляни, какие бесподобные клинки я привез тебе из самого Дамаска.
Кричал он на таком странном диалекте арабского, что я тогда успел подумать, что Дамаском тут и не пахнет, а больше тянет на кипчакский с низовьев Волги.
Но это я мог позволить себе подумать, а вот идущему следом за мной Славомиру в такой ситуации думать не полагалось. Он сделал все так, как учил его Калида, бросился между мной и толстяком, сгреб того своими ручищами и, увлекая за собой, повалил на брусчатку.
Торговец не сопротивлялся, а только истошно орал.
— Вай-ме! За что! Я ничего не сделал!
Второй охранник, прикрыв меня собой, нервно заозирался вокруг, но все было тихо. Даже торговец затих, потому что Славомир хорошенечко приложил его мордой о мостовую.
Еще пара секунд неразберихи, и я понял, что на покушение этот инцидент никак не тянет. Отодвинул охранника и подошел Славомиру. Тот уже скрутил возмутителя спокойствия и, схватив за волосы, поднял ко мне разбитое в кровь лицо.
Глянул я на него. Узкие глазки, скуластое монголоидного типа лицо, жидкая бороденка, халат и штаны на коленках разорваны.
Спрашиваю.
— Ты кто?!
А он мне с обидой и повышая голос.
— За что?! Лицо разбил, халат новый порвал…! Я честный купец. Из Золотого Сарая вот приехал, сабли привез, седла, сбрую…!
Чтобы не орал, Славомир ему тут же такого леща влепил, что бедолага чуть снова носом не нырнул.
Тут уж он угомонился окончательно, и я повторил вопрос.
— Ты кто?!
Покосившись на возвышающегося над ним охранника, тот с опаской произнес
— Меня зовут Калия Шакир, я всего лишь хотел показать господину прекрасную саблю из самого Дамаска. Месяц назад на рынке Золотого Сарая сам великий Турслан Хаши у меня точно такую же купил!
«Ну вот, так бы сразу и сказал! Глядишь, башка бы целой осталась!» — Я еще раз глянул на его разбитый нос и заплывший глаз.
Как бы случайно произнесенное имя нойона сразу же объяснило мне всю ситуацию, и я дал команду отпустить торговца.
Саблю, естественно, я купил, и этот Шакир, компенсируя свои травмы и потери, слупил с меня втридорога. Я торговаться не стал, а лишь сыронизировал про себя.
«Видать доставка за счет получателя!»
Сейчас эта сабля лежит у меня на столе, и я пытаюсь понять, где тут может быть тайник.
«Тут и в школу ходить не надо, сразу понятно, что в рукояти!» — Взяв в руки, рассматриваю эфес сабли.
Гарда, сама ручка и навершие в виде головы орла. Пробую свернуть орлу шею и чувствую, чуть поддается. Расковыриваю ножичком шов и пробую еще раз. На этот раз получается! Срываю навершие, за ней аккуратно стаскиваю рукоять и обнаруживаю полоску пергамента, обмотанную вокруг хвостовика клинка.
Разворачиваю и, пододвинув поближе лампу, узнаю каллиграфический почерк Фарса аль Хорезми. Читаю старательно выведенную арабскую вязь и узнаю, что в конце апреля в Сарай прибыл важный гость, новый бек-битигчи Русского улуса Берке. Прибыл он не один, а с большим отрядом воинов под командой нойона Неврюя. Этот Берке назначен самим Великим ханом Мунке для повторной переписи и наведения порядка в улусе. Поскольку в Каракоруме считают, что получают с русского выхода неполную долю и что немалая часть пропадает где-то по пути. Впрямую Батыя в воровстве не обвиняют, но подспудно чувствуется, что многие в ставке хана считают именно так.
«Вот значит оно как! — На миг откладываю пергамент. — Выходит, все-таки права гипотеза, что набег Неврюя инициирован не Батыем, а Каракорумом, и Александр Ярославич тут не причем».
Эта новость меня даже обрадовала, как бы я не относился к Александру, но считать его предателем и кляузником не хотелось.
Продолжаю читать дальше и вижу, что обрадовался я рано. Следующая же строка переворачивает все на сто восемьдесят градусов. В ней Хорезми пишет, что приехавший в мае князь Киевский Александр обвинил в утаивании большой части налогов своего брата Великого князя Владимирского Андрея. Эта новость пришлась ко двору как в шатре Батыя, так и у сына его Сартака, так как позволяла снять с них обоих вину и обвинить во всем князя руссов Андрея. Для еще большей убедительности и в наказание виновного Батый поручил собрать в помощь Неврюю еще три тумена и назначил поход на весну следующего года.
Отложив письмо, даже не знаю радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, события вроде как не сдвинулись по времени и не поменялись — это хорошо, а с другой, приближается страшная угроза и радоваться тут нечему.
К тому же получается, что большое нашествие все-таки накликал Александр, и это усугубляет неприятный осадок.
Едва подумал про Александра, как в памяти всплыл тот день, когда княжеская палата выдвигала своего кандидата на пост консула. Тогда все получилось занятно, даже приятно вспомнить.