Твое чужое тело
Шрифт:
— А ты… Ты меня не помнишь?
Молчание. Внештатная ситуация, простая по своей сути, тем не менее выходила из-под контроля.
— Квартира над вами. Элла. С розовой тряпичной куклой. Ты еще пришивала ей руку, когда мы с Эдиком из соседнего двора за вирткачели подрались. Там заряда всего на одно полное катание оставалось. На мой любимый зигзаг как раз. А он разозлился, вырвал мою Лялю и кинул за самоход Мао. Не помнишь?
Она…
— Я еще завидовала твоей толстой косе. А ты смеялась и угощала меня творожными ватрушками. У вас были самые вкусные творожные ватрушки в городе!
Потому что их давали тем, кто плачет.
Она…
— Ты
Имя разрезало воздух быстро и неумолимо — как клинок дзэртанца рассекает любую встреченную на его пути плоть. Альфе даже показалось, что она слышит капли крови, стучащие об пол. Но это был лишь ток темной крови по жилам.
Она… Или оно?.. помнила. После операции память не стирается. А жаль.
Было бы жаль, если бы она умела сожалеть.
И все же нутру было беспокойно. Шумная девочка была непривычной, неправильной, лишней в этих серых казенных стенах. Такой… какой когда-то была та самая Настя. Пятнадцатилетняя худенькая ученица, зачитывающаяся космическими детективами и мечтающая открыть собственную ручную (по традициям древности) пекарню. Ах, да, она еще играла на эндейском этнопланетарном струнном инструменте — элдонзе. У нее единственной получалось играть двумя руками одновременно…
Ей это пригодилось. Теперь она легко стреляет с двух рук.
Но почему она сейчас об этом думает? Почему она вообще думает так много и так… странно?
Прикрепить к отчету жалобу о… о чем? О мыслях?
— … Сказали, хорошая генетика, подхожу. И я сразу вспомнила тебя. Подумала, будет здорово снова оказаться соседями. И потом, военная карьера — это же почетно очень. Защита второй Родины и все такое. Земля давно потеряна, но ведь Зеена не хуже! Быть агентом уж точно лучше, чем нажимать кнопки на каком-нибудь мрачном заводе или командовать безмозглыми роботами в третьесортной кафешке.
Внутри жгло. Наверно, последствия раны. Все-таки энергопуля третьего поколения — вещь в большинстве случаев смертельная.
Не может же она в самом деле злится?
Альфы на эмоции не способны. Так говорит доктор Фолс. Все, что говорят доктор Фолс и капитан Пай — истина.
Так ей когда-то сказали доктор Фолс и капитан Пай.
— Мама обиделась, что я сама вызвалась. Плакала, спрашивала: «Почему?» А я вспомнила, с какой гордостью про тебя рассказывал твой младший брат, и решилась. Тем более твоей семье за тебя премию выписали через полгода. Моим может тоже что-то перепадет. Ах, ты же не знаешь! Папе два пальца отрезало в результате сбоя на заводе. Одного из роботов переклинило, заискрило, отец по глупости рванул к аппарату, в котором робот застрял, но тот сам дернул «руку», да с такой силой, что вырвал лезвие диска. Диск полетел в отца. К счастью, ему повредило только два пальцы и немного — бедро. Он теперь новую работу ищет. Так что лишние деньги родне пригодятся. Твоим вот хорошую премия дали, я помню.
Премию, вот как. Она не думала об этом. Ей было… все равно.
У альф не бывает родственников. Не бывает привязанностей. Не бывает чувств. После того, как ее выдернули из толпы, потому что она подходила по каким-то там важным критериям, и подсадили ей это, она никогда не интересовалась семьей.
Потому что это больше не она. Симбионты имеют эгочеловеческие документы, но это иллюзия.
Настя умерла там, на белом операционном столе. Когда края надреза в районе сердца раскрыли и посадили
Внутри жгло. Под сердцем. Ядро, вшитое в нее восемь лет назад, пульсировало, словно перед боем.
Элла не унималась.
— Это же как стать частью увлекательного романа! Ну, вроде тех, что ты читала, помнишь? Про расследования всякие. Самому стать героем! Ведь каждому хочется оказаться на месте великого детектива или прославленного воина!
Ей не хотелось. Настя просто любила разгадывать головоломки. И только. Все, чего она желала — тихой мирной жизни, посвященной повседневным заботам. А потом пришли люди в форме и сказали «так надо». Мать плакала, младшая сестра хваталась за ее юбку, а брат стоял, вытянувшись в струнку — он мечтал о военной карьере с детства.
Ей было пятнадцать. Она всего два раза целовалась с Паулем из дома напротив, страдала из-за несданного по физподготовке зачета и мечтала накопить деньги на красивое платье к шестнадцатому дню рожденья.
Офицер в черно-зеленой форме сказал «решение Совета» и увел ее из квартиры прямо в латанном домашнем переднике.
Так бывает — «подходящих» людей выцепляют из толпы и забирают на благо второй Родины. Зеену же должен кто-то защищать. Несмотря на холодный климат на этой планете типа Земля много полезных ископаемых и благоприятные условия для размножение некоторых редких растений и животных. Так что желающие пограбить или даже полностью завоевать планету всегда найдутся. И с ними должен кто-то бороться.
Так объяснял старый офицер с золотыми кружочками медалей на груди. Она в ответ плакала и отказывалась подписывать бумаги. В какой-то момент офицеру это надоело, он схватил ее за руку и, обмакнув палец в чернила, просто поставил на документ отпечаток ее пальца.
Через день ей сделали операцию. В грудь под сердце засунули что-то шершавое и холодное, это нечто тут же вцепилось в нее своими жуткими синими нитями — и невыносимая острая боль пронзила ее тело, на какое-то мгновение выключая сознание…
Это было последнее, что чувствовала Настя.
Альфа-192-5 не способна что-либо чувствовать. Она фиксирует данные: температура такая-то, потеряно крови столько-то; объект будет мешаться/ поведение объекта оптимально для проведения операции и т. д. Официально симбионты по-прежнему считаются эголюдьми, им даже выдают награды или выносят порицания, но по сути… за нее всегда отвечает ее куратор — капитан Пай, за других альф — их кураторы.
— … А у вас здесь как-то пусто.
Зато этажом ниже очень многолюдно. Эту дуру стоило бы туда сводить, но… альфе нет дела до посторонних объектов.
Она отправила отчет доктору и выключила виртбук. Завтра ей выдадут новое задание или скажут, сколько дней уйдет на реабилитацию. Но лучше первое.
— О! Я тебе мешаю работать? — девчонка, успевшая расположиться на кровати, поспешно вскочила. — Извини! То-то ты такая недружелюбная! Я тогда лучше попозже зайду! — она направилась к двери легкой походкой эгочеловека, уверенного в своей правоте и счастливом будущем. — И… знаешь, я очень рада тебя видеть, Настя!
Дверь закрылась, ставя точку в диалоге, которого по сути, не существовало.