Твое имя
Шрифт:
— Фух! Чуть в штаны не наложил! — доверительно сообщил вслух Кьел.
— Ты поосторожнее там. Свои-то как раз отдал! — улыбнулся Зик, и вдруг улыбка завяла. — А этот-то, кстати, тоже не своей смертью умер. У него вся грудь разворочена…
Он помолчал и добавил:
— Только это не наша печаль уже. Свою работу мы выполнили.
*** 12 ***
В Выселенках — маленькой деревушке — не оказалось даже своего постоялого двора. Купеческие обозы проезжали через нее редко, гости тоже
Мара и Бьярн сняли две тесных комнатушки у какой-то глухой бабки, которая хоть и была туга на ухо, но деловой хватки не потеряла, вытребовав с путников двадцать монет за седьмицу, причем плату взяла вперед. Правда, обещала за это кормить завтраками, а на ужин подавать крынку молока.
Двадцать монет. Почти все, что было у напарников. Мара ничего не сказала вслух, но с тоской подумала о том, что теперь денег до зимы им едва ли удастся заработать. И, видно, придется переговорить с Бьярном — отпустить его. Один он, возможно, найдет подработку на оставшееся время. Что же за черная полоса такая…
Но это подождет — есть еще несколько дней в запасе. Пусть Бьярн тоже отдохнет, наберется сил. Мара не хотела признаваться даже себе самой в том, что просто не хочет его отпускать.
Бабка достала из печи горшок с кашей, нарезала хлеб и налила квас — невесть какой завтрак, но лучше, чем ничего. Эрл, который уже смог самостоятельно подняться на ноги, присоединился к ним за столом. Хотя Мара уговаривала его поесть в постели, но мальчик, узнавший утром от провожатых о ночной стычке с шатуном, теперь не отставал ни на минуту, продолжая выспрашивать подробности. Мара даже подумала о том, что, возможно, какое-то воспоминание, стершееся из головы, заставляет его снова и снова задавать вопросы. А может быть, это обычное детское любопытство.
— Он убит был? Прямо в грудь?
— Да, — в сотый раз устало согласилась Мара, поскорее накладывая себе в тарелку горку пшеничной разваристой каши, мечтая набить рот и помолчать хотя бы пять минут.
— Ух… И даже говорил! Жу-уть! Откуда он шел, интересно?
— Так вы нашего Базиля нашли? — встрепенулась хозяйка, которая, видно, плохо слышала только тогда, когда ей это было выгодно. — Ох, злодейство. Злодейство вчера здесь совершилось, малыш!
Мара и Бьярн одновременно попытались задать вопрос, оба подавились кашей и закашлялись.
— Убийство? — первым пришел в себя Бьярн. — Значит ша… погибший из здешних мест?
— А то! Из наших. Базиль это, Самохи сын. Они с Вендимом невесту не поделили. Та сначала с Базилем шашни крутила, а потом… — старуха махнула рукой. — Ветреная глупая девчонка. Так вчера Вендима и застали на месте преступления. Стоит с колом в руках — из ограды, видать, вытащил. Весь трясется. «Я не виноват, — говорит. — Я только защищался!». А Базиль у его ног лежит и не дышит уже. Ну, повязали голубчика — и в погреб, пока дознаватели едут. Они к нам из самого Флагоса поедут, двое суток пути. А пока суд да дело, Базиль наш поднялся и убег в лес.
Бабка рассказывала историю так буднично, словно тут, в небольшой деревушке, каждый день происходят убийства. А ведь наверняка дело неслыханное, и еще через год только об этом происшествии и будут вспоминать.
— Но точно ли это он? — засомневалась Мара. — Во что он был одет?
Сама она утром успела осмотреть упокоенного. В том, что он деревенский парень, сомнений не возникало, но в таком деле лучше изучить все детали.
— Рубашка желтая с алым узором, штаны серые… М-м-м… Шляпа, кажись, была…
Шляпу несчастный по дороге, конечно, потерял, но остальные приметы совпадали.
Эрл переводил взгляд любопытных зеленых глаз с бабки на Мару, с Мары на Бьярна, и вновь возвращался к бабке.
— А если Вендим правда не виноват? — спросил он. — Если он защищался?
Мара вспомнила идущего на них шатуна, бормочущего «М-мир-рно». Едва ли защищался. Неведомый Вендим доверия у нее не вызывал. Как, впрочем, и Базиль — сочувствия.
— А может, допросишь его, девица? Раз уж ты так удачно к нам в Выселенки завернула. Промысел Всеединого, не иначе. Да и тело Базиля надо домой вернуть, похоронить по-человечьи. Мать убивается…
Мара вздохнула.
— Не получится допросить. Его уже наши упокоили. После такого заклятия мертвого не поднять… А тело, конечно, покажем.
Она посмотрела на Бьярна, вопросительно приподняв брови: «Покажешь?». Ей неловко было просить напарника вместо отдыха возвращаться к месту ночной стоянки, но себя она чувствовала пока слабой. Бьярн кивнул.
— Ах, как жалко, деточка. Как жалко, — причитала бабка.
Мара промолчала о том, что один способ все же существовал, но такой трудоемкий и муторный, что игра не стоила свеч. К тому же дело казалось ей очевидным: убийца застигнут на месте преступления.
Бьярн задержался у дверей, глядя на Мару. Явно хотел что-то ей сказать, но сомневался, стоит ли. Все же не выдержал:
— Рана сильно беспокоит? Сейчас оба ложитесь и отдыхайте!
Мара чуть было не вспыхнула снова — опять эти покровительственные интонации в его голосе. То волосы не стриги, то ложись и отдыхай! Что дальше? Но тут же кольнула совесть: Мара чувствовала себя значительно лучше именно потому, что Бьярн поделился с ней частью жизненной силы. И хотя он старательно не показывал вида, но Мара точно знала, что приходить в себя потом не так-то легко.
— Ладно, — за обоих ответил Эрл.
И Мара не стала спорить, они действительно нуждались в покое. Зато у мальчика дела быстро шли на поправку: детские организмы быстро восстанавливаются, да тут еще Вестяник сыграл свою роль — через несколько дней Эрл будет как новенький. Аппетит отличный, и щеки порозовели.
— Можно мне каши еще? — словно в ответ на ее мысли спросил Эрл у хозяйки. Он выскреб свою тарелку и оглядывался разыскивая, чего бы еще съесть.
— Ась? Что, милок? — бабка приложила ладонь к уху. — Глуховата я стала.