Твои, мои, наши
Шрифт:
На его скучающем лице появилась тень насмешки и у меня взыграло чувство собственничества. Никто не смеет обижать мою подругу!
— Извините нас, — насильно улыбнулась Витиному другу, уводя опешившую Лариску под рученьки.
— Это что было? Ну и хамло, гусь облезлый, — бубнила подруга, ища на столе взглядом свой бокал.
— Кто? Где? — спросил подоспевший супруг, приобняв меня.
— Ну этот твой, из коробчёнки, Лариске нахамил, — из-за громкой музыки я говорила громко, а она резко прервалась и как назло Витин друг
— Кто из коробчёнки? — с любопытством спросил Андрей, он же гусь, он же хамло.
Закинув в рот виноградину, он переводил свой с меня на Витю, с Вити на Ларису и ждал ответа.
— Так ты, — без сантиментов сообщил Витя своему дружку.
— Серьёзно? А чего не табакерка? — негромко спросил он моего мужа.
Витя жулик.
Развёл нас с Ларисой, то-то я и думала, что больно уж название странное для похоронного агентства.
Эти разборки были интересны только нам четверым, а ведущему нужно было всех напоить. По залу пронёсся его голос, искажаемый плохо настроенным микрофоном:
— Прошу всех гостей взять бокалы и выпить за счастье молодых! — объявил он.
Все выпили и снова горланили нам горько, требуя поцелуев, на радость, Витеньке.
После этой паузы выяснить что-то о табакерке с коробчёнкой не вышло. Ведущий передал микрофон моей уже свекрови.
У неё в руках была бархатная коробочка, я сразу догадалась что там то колечко, о котором говорила Лариса. Фамильная ценность и принимать её мне было стыдно. Забыв о причёске, я снова нервно зачесалась.
— Лилечка, доченька, — начала Любовь Богдановна.
Она волновалась и её голос заметно дрожал. Я вышла к свекрови и подошла ближе, сдерживая слёзы. Так всё было трогательно, и так недостойно меня.
— У меня для тебя есть подарок, — Любовь Богдановна растерялась и микрофон ей мешал, поэтому она вернула его ведущему и отмахнулась, когда тот попытался ей помочь.
Всё что она мне говорила осталось в итоге только межну нами.
На безымянном пальце левой руки засияло ещё одно колечко, с необычайной красоты розовыми камнями.
22
После всех плясок, десятка конкурсов и тостов с криками горько, мы наконец-то добрались до дачи.
Узкий круг самых близких друзей Виталия в количестве четырёх человек. Двое с жёнами, один с семьёй и холостой надменный Андрей. Плюс моя Лариска и сами мы с мужем. Пытались уговорить мам, но не вышло. Сославшись на возраст и отёкшие ноги, новоиспечённые подружки отбыли к свекрови на тихие посиделки с рижским бальзамом.
Признаться, сил на посиделки у меня совершенно не оставалось. Я мечтала о пледе и гамаке, да полюбоваться на звёзды до того, как вырублюсь. Сил не было даже переодеться. Пока все суетились с пакетами, заносили еду из ресторана, вещи, я сидела в сторонке прижимая к груди сумку с костюмом и кроссовками.
Витя, проносящийся мимо сразу с десятью пакетами, остановился возле меня. Он всё поставил у стенки и присел на корточки целуя руки и перегораживая всем проход.
Друзья молча протискивались, маленький Андрюшка попытался вскарабкаться Вите на спину. Вовремя подоспела его мама, кажется, её звали Оля. Но всё это было неважно. Замечая все эти мелочи, я пыталась не замечать главного и важного. Того, что причиняло боль и ком в горле вставал. Это преданные глаза мужа.
— Устала лапушка? — спросил он мягко.
— Нет, — легко улыбнулась и поцеловала Витю.
Эта улыбка для него действительно далась легко. Потому что так хотелось, чтобы он был счастлив.
— Нет? А сама носом клюёшь. Ты иди, переодевайся, а потом в гамаке покачаешься. Позову, когда управимся. Иди, — муж поцеловал в лоб и поднявшись снова сгрёб в кучу все пакеты.
Он всё унёс, а ушла в маленькую комнату переодеться. Не знаю, что больше сил прибавило. Удобный костюм с кроссовками или возможность украдкой поплакать. В любом случае к гамаку я не пошла. Ложиться вообще было опасно, я бы заснула и до утра меня не подняла бы даже канонада.
— Чем помогать? — спросила я, присоединяюсь к девушкам.
Лариски среди жён Витиных друзей не было. Она по приезде на дачу слилась от всей этой суеты. Выскочив из машины, сразу понеслась на поиски ягод. Чудная. Затерялась в кустах облепихи и барбариса, когда столы ломились от ресторанных блюд.
— А чем здесь можно помочь? — всплеснув руками, точно Рита, оглядела заставленный стол.
— Давайте баклажаны к мясу переложим. Они идут так-то к мясу, — предложила мама Андрюшки.
— Да, а сыры куда? — спросила рыженькая женщина, самая взрослая из нас всех.
Лет сорок ей было.
Я всё ждала, когда они назовут друг друга по именам, чтобы точно запомнить кого и как зовут.
— Лиля, на, туда куда-нибудь поставь, — рыженькая протянула мне сырную тарелку.
Я её взяла, конечно, а ставить её было совершенно некуда.
— Так дело не пойдёт, что за столовая?! — возмутилась неожиданно появившаяся Лариска.
Выскочила к нам словно чертёнок из табакерки, да и выглядела помятой. Из волос красноречиво торчала барбарисовая веточка с плотными ягодками. Заморозков ещё не случалось и есть их было наверняка невозможно.
— Ты дралась с ягодным кустом? — спросила я, смеясь в голос.
Серьёзной остаться было затруднительно, да и посмеивались все кроме Лариски. Та была сама серьёзность. Пыталась ею быть.
До меня дошло, что надменного Андрея я тоже давно не вижу. Ошалевшие глаза подруги и отсутствующая губная помада лишь подтвердили мои догадки. Проба состоялась, осталось лишь усадить этих гусей вместе и пусть притираются.
— Пойду насчёт ещё одного стола договорюсь, — выдохнула Лариска, игнорируя мой вопрос.