Творец государей
Шрифт:
– А если мы не подчинимся? – неожиданно охрипшим голосом спросил я.
– Тогда вы будете уничтожены, – ответил Посланец, снисходительно улыбнувшись, – мужчин-воинов мы перебьем прямо здесь в бою, так что ни один не сможет спастись, а женщины и дети будут расселены по огромной территории – не более одного человека на селение, где будут вынуждены общаться на чужом языке и подчиняться чужим обычаям. Пройдет совсем немного лет – и все забудут, что где-то и когда-то существовал такой народ, и только те, кого вы терзали своими набегами, вздохнут с облегчением от вашего исчезновения.
Я был возмущен, душа моя кипела, и кипение это не находило себе
– Юный дурачок, – вместо Посланца ответила мне облизавшая губы Аль-Узза, – там у вас не будет никаких окрестных народов – только вы и дикие звери, некоторые из которых гораздо страшнее, чем вы можете себе представить. Вам придется сражаться за свое существование не на жизнь, а насмерть, и не с людьми, а с дикой природой и свирепыми хищниками. Уже ваши внуки наверняка правнуки забудут, что такое грабеж, и будут полагаться только на собственную смекалку и труд. Конечно, размножившись, вы можете начать брать в плен и обращать в рабство друг друга, но тогда тебе и твоим потомкам, которые сменят тебя в должности хана, цена будет один грош в базарный день. Идите и готовьтесь к новому дальнему походу.
Сказать честно, я не понял, что значили слова Аль-Уззы о другом мире, в котором живут только дикие звери. Мне такое казалось просто невозможным. Люди, как и крысы с воробьями, есть везде. Да, я укротил свой дух и решил, что подчинение воле Посланца – это наименьшее зло. И сделал это я не ради себя или ради своих воинов, но ради того, чтобы мой народ продолжал жить, пусть и в другом мире. Но была еще одна проблема, которая делала затруднительным наше немедленное выступление в новый поход.
– Мой господин, – смиренно произнес я, – есть одно препятствие, которое помешает нам выступить завтра утром. После сегодняшнего боя мой лагерь полон раненых и многие из них ранены тяжело. Они умирают, и продолжат умирать еще несколько дней, и мы ничего не сможем с этим сделать, ибо наши лекари-табибы – все равно что малые дети, блуждающие во тьме…
– Погоди, – остановил меня Посланец, – лекарей мы прислать тебе не сможем, ибо ты не можешь гарантировать их безопасность. Зато я смогу прислать тебе лекарство, особую воду, которой надо поить раненых и промывать их раны…
Раздался звук «Хлоп!» и прямо передо мной образовалась девчонка в белом коротком и очень бесстыжем платьице, с головой, накрытой белым же полупрозрачным покрывалом. От неожиданности я даже сморгнул. Вот никого не было – и вдруг девчонка…
– Это почему нельзя послать лекаря, – возмущенно спросила она у Посланца, – а я тогда на что? Пусть попробуют только решиться причинить мне зло – узнают тогда, как висящие причиндалы сами засыхают и отваливаются будто стручки гороха. А ведь я еще могу и не такое, стоит мне немного разозлиться.
– Можешь, можешь, – успокоил девчонку Посланец, – в этом я с тобой и не спорю. Самое главное, Лилия, чтобы ты мне их вылечила, а не поубивала. Поубивать их я и сам сумею, и не по одному разу.
– Эта девочка – могущественная джинни и одновременно великий лекарь, – добавила Аль-Узза, – старайтесь ублажить ее, выполняя все приказы – и большинство ваших всадников снова сядут на коней, а не отправятся в Джаханнам. Будете возмущаться от отказываться выполнять ее приказания – все до единого превратитесь в скользких квакающих лягушек.
– А теперь идите и поторопитесь, – закончил разговор Посланец, – ибо время не ждет, а до утра еще многое должно быть сделано.
Мы вернулись в наш полный скорбных стонов лагерь, где я вызвал к себе Бохадыр-бека и поручил ему выполнять все прихоти джинни-табиба с поэтическим именем Лилия. И тут оказалось, что она действительно великая лекарка, и многие из тех, с кем мы уже готовы были расстаться, теперь снова сумеют сесть на коней. Умрут при этом немногие, а те раненые, которые выживут, но не смогут отправиться с нами в поход, будут поручены заботам наших собственных женщин, и поэтому соединятся с нами через три дня уже более-менее здоровые и годные к делу.
04 сентября 1605 год Р.Х., день девяностый, Утро. Крым, Бахчисарай, ханский дворец.
Княжна Елизавета Волконская-Серегина, штурм-капитан ВКС Российской Империи.
Я все никак не могу опомниться от того факта, что теперь я не девушка со стажем и ветром в голове, а серьезный человек, жена очаровательного нахала и мать не менее очаровательного малыша. И пусть по большей части им занимаются остроухие няньки и кормилицы, которые генетически приспособлены к тому, чтобы проявлять к ребенку всяческую заботу, но все равно каждый раз, когда я беру маленького на руки, то испытываю совершенно непереносимое чувство материнского счастья и любви. Ведь он – мой дорогой, моя крошечка и моя кровиночка – одновременно часть меня и моего очаровательного нахала. По крайней мере, носик у него весь в папу, и когда ему что-то не нравится, он точно так же комично хмурится, прежде чем заплакать. Несмотря на то, что я снова вернулась на службу (штурмоносец водить все равно кому-то надо), я взяла себе за правило проводить с моим маленьким Сереженькой не менее половины суток. Ведь все-таки именно я его мать. Конечно, он часто просыпается ночью и будит меня своим отчаянным криком, но это не страшно, отосплюсь потом на работе (шутка, между прочим, как раз в стиле моего очаровательного нахала).
Единственно, что меня сейчас огорчает, так это то, что Серегин-старший находится в походе, и видимся мы с ним исключительно во время моих визитов в марширующее войско Михаила Скопина-Шуйского, а они случаются не так часто, как бы хотелось. В остальное время я совершаю вылеты на воздушную разведку, а еще, как самый продвинутый и высокотехнологический специалист, помногу общаюсь с псевдоличностями «Неумолимого», особенно с Секстом Корвином, Септимом Цигнусом, Децимом Интуитусом, а также навигатором Викторией Кларой и инженером Климом Сервием.
Как-никак, они мне коллеги, хотя Валерия Клара, например, специалист в основном по межзвездной навигации, а из пилотов мне наиболее близок Септим Цигнус, чья специализация – транспортно-десантные корабли и тяжелые бомбардировщики, по размерам схожие с моим «Богатырем». Секст Корвин специализируется по маневренным одноместным кораблям – от легких посыльных ботов и истребителей до тяжелых штурмовиков, а обязанность Децима Интуитуса – пилотировать сам «Неумолимый», чудовищную громадину с не менее чудовищной инерцией. Я бы так не смогла, тут действительно нужна сверхинтуиция, не зря же мой очаровательный нахал дал фамилию «Интуитус» безымянному тогда Третьему Пилоту «Неумолимого».