Творец
Шрифт:
– Мёд!
5
– Знаете, как мухи слетаются на мёд? Их привлекает сладкий аромат. Стоит только раз опустить лапки в этот липкий слой, и ты уже больше не взлетишь.
Тебя погружают в одно из самых прекраснейших переживаний, а потом безжалостно выдирают оттуда в момент кульминации. Но чтобы ты не расстраивался, тебе обещают (внимание, здесь состав мёда), что в любой момент могут вернуть тебя назад. Хочешь, попадёшь на то же самое место, доделаешь там свои дела и полетишь дальше. Что от тебя хотят в замен? Да ничего! Это просто эксперимент, и всё что ты можешь сделать, в знак благодарности, это продолжить в нём участвовать. Вы бы смогли устоять, перед таким предложением? Вот и я не устоял.
Я вернулся на берег океана и нырнул в его пучины.
***
«Я
Открыв глаза, я вижу извивающиеся лианы, нарисованные на стенках кабинки.
«Неужели не получилось?» – мелькает в голове, но я тут же вспоминаю, что нужно сделать. Поднятая на уровень глаз правая рука, мгновенно обрастает хитином. Пальцы вытягиваются в нитки, превращаются в лапы огромного паука. Я запускаю эти лапки себе в волосы, трогаю ими лицо. Крючковатые, твёрдые как проволока волоски, царапают кожу. «Я на месте!».
Щелчок пальцев, и я возвращаюсь на застеленный белой простынёй, аэродром, где меня устала ждать изнывающая от похоти мулатка. Избегая лишних прелюдий, я достаю из штанов (теперь я одет), огромный как булава орган. Держу его в руках, направляя на неё, словно ствол гаубицы. В её распахнутых глазах перемешиваются восторг, страх и дикое желание. Я хватаю её за тонкие икры, притягиваю к себе. Низкий стон переходит в визг, когда большая часть меня оказывается внутри её лона. Каждый толчок, вызывает её почти звериный нутряной стон. Её шоколадное идеальных форм тело елозит по простыне. Аккуратные, похожие на кокосы груди подпрыгивают вверх с каждым моим погружением. Это не может продолжаться долго. Нет более кратковременного и в то же время, более яркого по переживаниям и глубине секса, чем секс, который происходит во сне. Приятная ломота внизу живота становится острее и слаще, достигает своего пика и целую вечность держится на плато. Моя скважина извергает струи кипящей нефти. Мы оба утопаем в бурлящей вязкой жидкости. Рыча диким зверем, я извергаю в неё всё, до последней капли. Теперь я свободен, для новых ощущений. Извини, красотка, ты мне больше не нужна. С головы до ног измазанный липкой субстанцией, отрываюсь от простыни, лечу над электронной платой города.
Мне нужно всполоснуться.
Торпедой разрезаю перламутровые волны океана. Источая миллионы белых пузырьков, ухожу на самую глубину, растворяюсь в толще солёной воды. Выныриваю на поверхность уже на спине огромного кита. Рыбина скачет по волнам, хлюпает по воде лопатой многотонного хвоста, взбивая её в сливочную пену. Я держусь за гигантский плавник, который использую вместо руля.
«Правее, селёдка, нам к берегу!».
Я тяну плавник в бок и рыбина, кренясь на бок, круто сворачивает вправо. Не удержавшись, я соскальзываю с мокрой спины, но не падаю в воду, а лечу вверх к облакам. Законы гравитации поменялись. Теперь меня притягивает небо. Я лечу ногами вверх, наблюдая, за сжимающимся в размерах океаном. Секунда и он превращается в синюю лужицу. Ещё мгновение, и я оказываюсь в салоне воздушного лайнера. Обе палубы пузатого самолёта забиты пассажирами. Ветерком просвистываю между рядов, пробиваю стальную обшивку двери, и вот я уже в кресле пилота. Огромная приборная панель перемигивается сотнями лампочек, пестрит тумблерами, кнопочками, сенсорами. В узком лобовом стекле синь неба, и рвущий облака тупой бульдожий нос. Гул турбин давит на перепонки. Я хватаю, лежащие на панели наушники, натягиваю их на голову. Вот теперь всё в порядке. Всё как в детских мечтах. Я в пилотском кресле, управляю огромным боингом. Ну и что, что пилот в синей пижаме с корабликами. Кого это должно волновать?
Я хватаю штурвал и тяну его на себя. Нос самолёта вздымается вверх, меня вдавливает в спинку кресла.
– Ты что делаешь? – кричит сидящий рядом мужик в белой рубахе. – Мы же на автопилоте идём!
– Заткнись и наслаждайся работой асса! Сегодня я главный пилот.
Нажимаю на тумблер с нарисованным микрофоном. «Раз…раз…раз…». Всегда мечтал это сделать.
– Уважаемые дамы и господа! – я пытаюсь спародировать этот донельзя умиротворённый голос, которым пилот обычно делает объявления. – Говорит командир экипажа. Наш полёт проходит на высоте десять тысяч метров, и у меня есть для вас новость. Дело в том, что я первый раз в кресле пилота. Не спешите аплодировать, это ещё не всё. Сегодня все вы находитесь
Я продолжаю тянуть штурвал на себя. Облака за стеклом пляшут и опрокидываются. Судя по задранному вверх носу, самолёт находится в вертикальном положении. Из салона раздаётся дружный вздох, слышится истеричный женский визг, плач ребёнка.
«Все они находятся в моём сне! – успокаиваю я себя, но на смену этой мысли тут же приходит другая. – Интересно, а они знают, что находятся в чьём-то сне? Если они не знают, то боятся так же, как бы это было с ними наяву. Все эти люди – они живые. Они смертельно напуганы – потому что сейчас это их реальность. Если самолёт разобьётся, то все они погибнут по-настоящему. Все, кроме меня!».
Самолёт начинает пикировать, медленно раскручиваясь вокруг своей оси.
– Как это называется «Свечка», или «Бочка»? – спрашиваю я у своего помощника.
– Это называется «Штопор», придурок, и тебе из него не выйти. – отвечает он, отрешённым голосом.
Я, что есть силы, давлю на штурвал, одновременно выкручивая его вправо. Корпус самолёта начинает заваливаться назад. Скользящие по лобовому стеклу облака, пропадают, и вместо них появляется подёрнутая дымкой земля. Теперь самолёт пикирует носом вниз. Вращающаяся серая картинка растёт и неумолимо приближается. Мне вдруг становится страшно. Да, я знаю, что это сон, но слишком уж всё реалистично. Надрывно ревут турбины, из салона разносится страшный хор, картинка в окне становится более отчётливой. Там внизу раскинулся огромный мегаполис, и мы падаем прямо в его центр. Я уже могу различить вырастающие квадратики домов, эстакаду с ползущими букашками машин. Меня охватывает ужас. А что, если всё это не сон…
***
Я снова распахнул глаза и на этот раз, вид скромного убранства кабинки вызвал вздох облегчения. Какое-то время я лежал в неподвижном оцепенении и таращился в потолок. Это, второе погружение, заставило меня отнестись к практике более серьёзно. Ощущения от этого падения были настолько реалистичными, будто я вывалился из самолёта на кровать. Да – падение было иллюзорным, но его последствия – реальными.
Меня била мелкая дрожь, спина и ладошки покрылись холодной испариной. Стресс запустил выработку адреналина и кортизола и наверняка добавил мне седых волос. Какие то нейроны утратили связь, какие-то наоборот связались в тугие узлы. Всё было реально, и это ясно доказывала мокрая от пота спина. А главным доказательством реалистичности было огромное влажное пятно на пижамных штанах. Надеюсь, вам не нужно объяснять природу его происхождения. Я получил реальные эмоции, причём такие, о которых позабыл ещё с молодых лет. Здесь было всё: и восторг и вожделение и дикий страх и чувство полёта. Было ещё что-то неуловимое, походящее на чувство вины. Мне как будто бы было жалко тех людей, которых я загубил, обрушив лайнер…
***
– Если я правильно понимаю, главный эффект этих снов состоит в том, что впечатления после них очень долго не отпускают.
– Не так узко, доктор. Это один из множества эффектов. К примеру, назову вам ещё один. Эти сны запоминались мне в мелочах. Я никогда не хвастался мощной памятью, а в последнее время, с отсутствием умственных нагрузок, она меня вообще стала сильно подводить. Здесь же, я запоминал всё настолько детально, что порой сам себе удивлялся, когда рассказывал всё доктору.
– Вы рассказывали доктору содержание своих снов?
– Да, и это была одна из составляющих частей практики. Каждый из нас должен был в подробностях изложить своё сновидение.
– Как это было? Вы что, садились в кружок, как в кабинете у психолога и слушали друг друга по очереди?
– Нет, всё было не так. Мы вообще друг друга не видели. До некоторых пор я даже не знал, кто находится со мной по соседству в кабинках справа и слева. Наше с доктором общение проходило в индивидуальном режиме, посредством гарнитуры.