Твой пока дышу

Семакова Татьяна

Замираю. Слюнями восхищения захлёбываюсь. Блядь, ну до чего же охуенная! Вокруг стрельба и бесовщина, а она детали подмечает. И похер, что это ровным счётом ничего не даёт, всё равно охуенная.

И в данную секунду – нереально расстроенная.

– Но он забрал его с собой, – морщится и в раздражении откидывается на спинку кресла. – Надо было прострелить ему ещё и ногу!

Эмир хрюкнул, пытаясь сдержать смех, а я окончательно поплыл.

– Почему я об этом не подумала?.. – продолжает сокрушаться и сокрушать меня. – Вы же его найдёте? Найдёте,

да? – столько надежды в голосе, что во мне дикий зверь просыпается, разрывая грудину и вываливаясь на мрамор со свирепым рёвом.

– Найдём, – уверяю с рыком и решительно встаю, подбрасываемый неистовым желанием уберечь и защитить. Дохожу до дверей, распахиваю резко, вижу, как поспешно Солнцев идёт из кухни.

В штанах топорщится, но на этот раз это не стояк. Печально, что я знаю разницу, но это помогает. Киваю на его причиндалы и уточняю:

– Слышал?

– Само собой, – с самодовольной ухмылкой достаёт из кармана белый пластиковый короб, похожий на пульт. – Радионяня. Не думал, что ещё пригодится.

Рожа светится, излучая радиоактивное сияние. Услышал что хотел. На вопросы нашёл ответы. Успокоился. Но соображать, походу, начал ещё хуже.

– Хочу подняться в комнату и осмотреть всё, – пытаюсь приземлить, но все попытки тщетны: из гостиной выплывает она.

Не ходит, ходить она не умеет. Не вижу её, кожей раскалённой ощущаю. Да и это не требуется, по одному мутному взгляду мужика напротив всё читается. Сую руки в карманы и отхожу подальше, чтобы ненароком не скрестить шпаги. Меня-то до сих пор кроет от одного её присутствия.

– Вторая дверь справа, – отшивает Солнцев, даже не взглянув в мою сторону.

Разворачиваюсь, мазнув по ней взглядом.

Успеваю засечь, как она в нетерпении наминает руки.

Самоустраняюсь, в очередной раз мысленно желая ей счастья.

В очередной раз подыхая сам.

Визуализация главных героев

Линда и Паша

Глава 3

Падаю. Не ловите.

Душа из тела выходит, когда он такой. Расстаётся с бренной оболочкой без сожаления, без колебаний и без намерения вернуться. В ликующем восторге заходится сердце, когда он решительно поднимается, расправляя широкие мускулистые плечи. Как под гипнозом иду следом, только бы из виду не потерять.

Просто. Быть. Рядом.

Пашка… Взглядом пожирающим приковывает, необузданной страстью в липкую паутину прошлого заманивает, щетиной трёхдневной даже на расстоянии нежную кожу царапает.

Пашка… Сила и мощь. Трескучая энергия клубками по телу носится, поражая орган за органом, пронизывая электричеством до кончиков пальцев.

Сколько эта пытка продлится? Пару дней? Неделю? Вытерпеть бы… выстоять… как?! Одно слово, один раздевающий взгляд, и я теряю контроль. Разум ещё сопротивляется, предпринимает вялые

попытки отбиться, но тело полностью в его власти. Безраздельной. И предшествующие события, пропитанные адреналином, лишь накаляют градус.

Хоть на Солнцева с разбегу прыгай, заполняя пустоты… правда, не уверена, что удержит. Что сдюжит. Идёт ко мне, точно пьяный. Шатает заметно, радужки мутной плёнкой затянуты, но в каждом новом шаге чувствуется неуверенность. Идёт, нахлобученный эмоциями, но сам не знает, ждут ли его там.

Опускаю взгляд и смотрю на радионяню в его руке. Сжимает так, что пластиковый короб поскрипывает, готовый в любую секунду раскрошиться. Знала ведь, что подслушивает, а всё равно будто ногтем кто свежую рану подковырнул. И понятны мне его сомнения, понятны, но… чёрт! Разве я не заслужила хоть капельку доверия? Разве не была покладистой? Разве не тянулась к нему всем своим естеством? Разве не отвечала открыто на все его вопросы? Разве не впустила в свою жизнь, приоткрыв дверь к сердцу? Что-то это да должно значить…

Да, у меня есть прошлое. Да, где-то неприглядное, в чём-то ужасающее, и занималась чёрте чем, и вела себя безрассудно, поглотила тёмная сторона, утянула, застлала едким густым туманом некогда ясный взор, но это прошлое. Я другая. Я изменилась. Я – мать! И просто не имею права на беспечность. Заперла своё безумие, обуздала, приручила.

Неужели ты не видишь? – едва слышный шелест в голове. – Меня, настоящую…

Куманов и тот видел. Раскаялся, пожалел, что невольно потянул за собой. И отпустил с миром, вить своё гнездо. Дышать полной грудью, жить. Знал бы он, что без него не вдохнуть… что грудь спирает, зажимая лёгкие. А может, и знает… в глазах моих читает, во взгляде искрящемся, в содрогании тела, в смятении, в улыбках натужных через боль внутреннюю, через обречённость.

– Прости, – вымучивает Солнцев хрипло, делая последний шаг навстречу. Сминает в железные тиски объятий, голову к своей груди припечатывает, лишь бы взгляда моего полного слёз не видеть. – Прости, я не должен был. Надо было просто спросить… не знаю, что на меня нашло. Теперь всё будет хорошо. Эти парни – профи. Быстро разберутся кто этот концерт устроил. И всё будет хорошо…

Концерт? – выпадаю противной надсадной моросью. – Он сказал «концерт»?

– Дмитрий, – врезается между нами сухой отрешённый голос Куманова, – на два слова.

– Иду, – бросает Дима, ослабляя захват. Приподнимает мою голову за подбородок и нежно целует в губы. – Побудь тут, – не просьба, приказ. И мягкость тона этого факта не умаляет.

Закипаю по щелчку. Кровь в жилах бурлит от негодования!

Он извинялся минуту назад! Минуту!

Сжимаю кулаки и, печатая шаг, иду к лестнице.

– Я тебе устрою концерт… – просыпается во мне жалящая кобра, вырываясь на волю ядовитым шипением.

Но, едва заношу ногу над первой ступенькой, мои плечи захватывают крепкие руки, утаскивая в гостиную.