Твоя игра, мои правила

Ветрова Татьяна

— Прости, я пойду, — больше ничего не говоря, покидаю квартиру, которую считал уютной и родной.

Оказывается, отец не так и плох. Об это говорит сам факт того, что он сразу сообщил, чтобы на любовь мать не рассчитывала. Не врал.

— Алло. — Замираю, так и не спустившись на первый этаж. С ума сойти, как давно я не слышал его голос. — Алло, вы слышите? — Холодный, уверенный, родной. — Макс, это ты?

— Д-а-а, — произношу, заикаясь, и улыбаюсь, как когда-то, когда мне было лет десять.

— Боже, Макс, сынок, как ты? Все хорошо? Что-то случилось? — Вопросы сыплются как из рога изобилия.

— Можно я приеду?

Глава 36

Арсений

Простая

в дизайне, но довольно уютная в использовании квартира встречает меня вполне приветливо. Небольшой коридор, вмещающий в себя от силы двух человек, с третьим было бы тесно, имеет две двери и арку, ведущую в просторную гостиную. Именно в ней я почти расслабляюсь, даю волю чувствам, рассматривая фотографии, что находятся в рамках и занимают как минимум полстены. Ничего не говоря, медленно направляюсь к ним и жадно начинаю искать свою девочку, краем глаза замечая, что дедушка расположился за пианино.

Но это все потом… все важные разговоры решаю оставить на потом, а сейчас она. Фотография в нежно-персиковой рамке хранит на себе минуты счастья, она даже сейчас излучается позитивный всплеск эмоций, передает их мне, словно по невидимой нити, связывающей нас, и позволяет впитать все до последней капли. В легком летнем платье, с огромным букетом ромашек в руках и ослепительной улыбкой, она стоит в поле, усыпанном цветами, вместе с мужчиной. У него небесно-голубые глаза и ямочки на щеках, когда он улыбается. Отец Маши. Я сразу его узнаю, мысленно подчеркивая то, как она на него похожа. Моя Мари пошла в отца, что заставляет искренне улыбаться. Мужчина на фотографии не может быть плохим, особенно тот, что задаром детишкам во дворе игрушки мастерил. Мари улыбается как счастливый человек, а блеск в глазах только подтверждает данный факт, она на седьмом небе!

Немного левее еще одна фотография. излучающая счастье. Здесь Маша стоит в обнимку с женщиной, можно сказать. своей ровесницей. Еле заметная разница в возрасте и схожие черты: разрез глаз, нос, фигура, — позволяют опознать ее маму. На фото пока что. Но как бы ни закончился разговор, который еще, кстати, даже не начинался, я все же надеюсь познакомиться и ней. В следующий раз даже с цветами в гости приду. Это женщина заслуживает букета, хотя бы за то, что она мама девушки, которую я люблю.

Я тщательно рассматриваю каждую фотографию, которая здесь есть. Визуально знакомлюсь с бабушкой, которая лучится счастливой улыбкой, обнимая мужа и внучку, находясь в парке аттракционов. Я будто погружаюсь в историю семьи, в их счастливые и памятные моменты. Мне позволили познакомиться с Мари с ее юных лет, разрешили увидеть ее первые шаги, первый класс, где букет гладиолусов скрывал половину лица. Увидеть, как она выросла и превратилась в удивительную, по-настоящему красивую девушку.

Я словно знакомлюсь с ней заново, узнаю настоящую. Нет, я не могу сказать, что знаю ее мало. Но все же моих знаний о ней и ее жизни не так много, как хотелось. Она довольно скрытная, привыкла все держать в себе и редко делится самым сокровенным. Увы, я не слишком далеко ушел в языке жестов, моих знаний недостаточно, чтобы общаться с ней свободно. Но я стараюсь… очень.

А еще в последние несколько дней я твердо пришел к выводу, что пора заканчивать весь этот балаган. Любимый человек не заслуживает таких мук, которые

последуют в момент разоблачения. А оно, кстати, подкралось довольно неожиданно и слишком больно ударило в самое сердце.

Еще раз обвожу взглядом стену с фотографиями и улыбаюсь, искренне радуюсь, что мне позволили прикоснуться с семейной истории, хотя бы взглядом. Позволили заглянуть за кулисы маленькой, но такой дружной семьи.

— Простите. Могу я увидеть Машу? — повернувшись вполоборота, довольно взираю на деда, чье лицо покрыто паутиной морщин, а глаза сияют неописуемым блеском. Словно солнечные зайчики играют на водной глади и ослепляют, стоит посмотреть на них.

— А ее нет. — Он разводит руками, смеясь над моим ошеломленным лицом.

Я же с первого раза ни хрена не догоняю, что он сказал. Тупо стою и смотрю на него в надежде, что он пошутил и все же позовет ее. Но нет, он все так же сидит и улыбается, придерживая трость.

— Где я могу ее найти? — Сжимаю кулаки и отвожу взгляд, не хочется мне пугать старика гневом, что плещется в моих глазах.

— Не скажу, пока не поговорим. — Блеск в глазах сменяется цепкостью, из руки трость перекочевывает на пианино, а дед с легкостью встает на ноги.

Вот это дела… мля. Теперь я понимаю, что имела в виду Мари, когда говорила, что дед — тот еще живчик. Черт возьми, кажется, меня ждет казнь.

— Хорошо, — киваю и уверенно продолжаю: — Я слушаю вас.

Выпрямляю спину и складываю руки на груди, прямо смотря в глаза старику. Пусть даже не думает, что я просто так сдамся и уйду, так и не узнав, где ее искать.

— Это я тебя слушаю, — недобро усмехаясь, грозно произносит Петр Львович.

Что там Мари говорила? Бывший ФСБ-шник. А разве они бывают бывшими? Тем более если разведка. Передо мной сейчас не самый лучший дед, а самый настоящий пыточник.

— Я люблю ее! — смотря прямо в недоверчивые голубые глаза, произношу то, что чувствую, и замолкаю, понимая, что просто слов здесь будет мало. Он не верит. Оно и ожидаемо, с моим-то послужным списком.

— Любишь? — голос звучит с нотками издевки, как-то настороженно. Ощущение, что сейчас как минимум начнутся истязания. И чует мое ранее гулящее тельце, что кинематограф такого не видел. Даже Стивену Кингу такое не снилось.

— Да. Так Получилось. Сам не понимаю, как… но… — развожу руками, каюсь. — Я не могу без нее! Понимаете, она, как лучик света, пробралась в темные дебри моей души. Стоит на нее взглянуть, и настроение поднимается, день становится лучшее. Вы не подумайте, я не плохой человек. Просто все так нелепо получилось, — грустно усмехаясь, присаживаюсь на диван и, облокотившись на колени, зарываюсь руками в волосы. — Я не могу без нее… Она увидела мою сестру, про которую я ей не говорил, и все не так поняла. Совсем не так… даже слова сказать не позволила, просто убежала. А мне надо с ней объясниться, рассказать правду в конце концов.

— Какую правду?

— Я ей врал… всем врал, притворяясь ботаником в институте. На самом деле все совсем не так, — смотрю на деда, сверлящего меня гневным взглядом, и ежусь, но продолжаю: — Я из богатой семьи, очень богатой. Но, как я успел догадаться, Мари таких избегает, в прямом смысле. Я хотел, чтобы она привыкла ко мне, хотел сам убедиться, что она мне важна.

— Убедился?

— Даже не представляете как, — грустно усмехаясь, складываю руки в замок и на нервной почве начинаю играть пальцам. Долбаная семейная привычка, которая выдает с потрохами. — Я хочу забрать ее в Москву, хочу связать с ней жизнь.