Твоя Мари. Энигма
Шрифт:
– Все верно.
– Не понял…
– Что именно ты не понял? Если я скажу, она пойдет с тобой и сделает все, что захочешь ты. И не будет выражать протестов или возмущений.
– Охренеть… – выдохнул я. – И это… нормально?
– Для нашего типа отношений – да.
– А бывает иначе?
Тут я получил, наверное, самый длинный монолог от Олега за все годы, что его знал… Он вывалил на меня такую гору странной, пугающей и одновременно возбуждающей информации, что я плохо спал ночью и все думал о его ответе на мой вопрос по поводу его нижней – теперь я знал, как это называется.
Я прожил тогда у него неделю, и за эту неделю Олег научил меня
– Тебе будет попроще, ты анатомию хорошо знаешь, – говорил Олег, ставя мне руку на удар. – Представляешь, где какие нервы, где опасные места в теле, по которым ни в коем случае нельзя работать.
Я чувствовал такое возбуждение, что не мог говорить, только головой тряс, как взбесившаяся лошадь. Когда моя рука впервые опустила плеть на обнаженную спину девушки, я почувствовал, что вот теперь все пойдет так, как надо. Как будто я нашел себя.
Вернувшись домой после каникул, я долго чувствовал себя как не в своей тарелке, было ощущение, что я постоянно болен – меня ломало, как при высокой температуре, клонило в сон, руки дрожали. В моей жизни уже тогда была Мари, Машка. Ну, как – была…
Она мне очень нравилась, я помню даже, как впервые увидел ее на подготовительных курсах. Между прочим, кругом было тогда полно симпатичных девчонок, куда более красивых, чем Мари – худая, высокая, в неизменной темно-синей кофточке с маленьким воротничком и длинной джинсовой юбке. У нее тогда были натурального цвета волосы – темно-русые с рыжеватыми прожилками, которые на солнце давали какой-то золотистый отблеск. Я не знаю, чем именно она зацепила меня тогда, но помню, что на всех занятиях всегда садился так, чтобы видеть ее профиль, наблюдать за тем, как она старательно записывает лекцию, чуть прикусив нижнюю губу, как поправляет прядь волос на виске, постоянно выпадавшую из-под большой заколки-ракушки, державшей остальные волосы в закрученном пучке. У нее была удивительно несовременная по тем временам прическа – волосы до плеч она собирала кверху, закалывая их, а не распускала, как делали все девчонки. Но к ее длинной тонкой шейке только такая прическа и подходила. Иногда она делала «хвост» у самого основания шеи и закалывала его заколкой в виде большого шифонового банта – черного, в мелкий белый горох, и этот бант подчеркивал всю хрупкость ее образа и придавал облику Мари какую-то несовременную воздушность. Я смотрел на ее шею и думал, с каким наслаждением гладил бы ее пальцами, прикасался губами, скользил вниз…
Пару раз я провожал ее домой, но она никогда не приглашала зайти, не соглашалась куда-то пойти вместе. Учились мы потом на разных факультетах, почти не виделись на первом курсе, а потом вдруг она стала попадаться мне на глаза все чаще, и я, наведя справки, узнал, что она перевелась. Почему-то всегда хотелось думать, что из-за меня…
Я стал понастойчивее, она вроде как не возражала, но и особой радости не выказывала, и это меня задевало – девчонки за мной носились толпами, буквально вешались на шею, проблем с выбором никогда не было, а тут… Наверное, этим она окончательно меня добила, заставила в себе сомневаться. Я все чаще провожал ее домой, водил в кино, в театр – но и только. Дальше она не пускала, и я, проводив ее, ехал в общагу к какой-нибудь однокурснице, чтобы там
Сдалась Мари как-то незаметно, я даже не сразу понял, как вышло, что однажды утром первое, что я увидел, проснувшись, было ее спящее лицо. Я приподнялся на локте и долго всматривался в это лицо, в тот момент казавшееся мне идеальным и самым красивым на свете. Я окончил художественную школу, педагоги говорили, что есть талант – мог нарисовать что угодно по памяти, и уж в красоте линий разбирался. А вот это лицо украшало задние страницы всех моих конспектов – иной раз на лекциях я видел профиль Мари и не мог удержаться, рисовал.
Она перевернулась на спину, чуть выгнулась во сне, и я окончательно потерял голову, навалился сверху и взял ее, вот такую сонную и от этого еще более желанную. Она, к моему удивлению, не сопротивлялась, отвечала, и от такого голова моя совсем поехала. Я понял, что хочу быть с ней всегда – и к черту всех телок, что готовы бежать за мной по первому свисту. За Мари я хотел бежать сам.
Но со временем я вдруг почувствовал, что хочу от нее большего. Это произошло как раз после тех каникул на Дальнем Востоке у Олега. Однажды я отчетливо представил Мари в наручниках, зафиксированную к стене, и себя, опускающего «кошку» на ее спину… Ничего в тот момент я не желал сильнее.
Звонил Олегу, когда дома не было отца, выспрашивал, как и что, как предложить, чтобы не испугалась, как все в первый раз обставить. Помню, что Олег тогда был недоволен:
– Не тащи в Тему ванильную телку, Дэн, это опасно.
– А как понять, что она ванильная наглухо? Вдруг ей понравится?
– Дэн, Тема – не розовые наручники из секс-шопа, ты же сам видел.
(Кстати, Мари потом тоже говорила эту фразу, еще до того, как я их с Олегом познакомил. Мари оказалась в Теме еще глубже, чем я, ей просто в тот момент нужен был направляющий, ведущий. Верхний. И этим Верхним предстояло стать мне).
– Да я понял. Но ведь никогда не узнаешь, если не попробуешь, верно? Я ведь тоже так пришел.
– Верхний – это другое. Тебе по большому счету не угрожает ничего, кроме уголовных статей, если что-то не так пойдет. А нижняя доверяет тебе здоровье и жизнь – буквально. Ты несешь за нее ответственность с того момента, как вы решили делать это вместе, и до того, как нижняя оденется и уйдет. И уйти она должна на своих двоих и без увечий, это ясно, я надеюсь?
– Зачем ты мне это разжевываешь, как дебилу?
– Затем, что я тебя учил. Затем, что все твои косяки – это мои косяки. А я не люблю косяки. Поэтому подумай сто раз, прежде чем тащить в Тему того, кому это, возможно, и не надо.
И я решил зайти издалека. Ну, не мог же я напрямик сказать, мол, Машка, а давай я тебя привяжу к кровати и плетью отстегаю? И я поступил похитрее…
Поскольку отношений в том смысле, что в это слово вкладывают, у нас с ней не было, Мари прекрасно проводила время и без меня. А в тот день случился праздник первокурсников – ежегодный фестиваль алкоголя, дискотеки и всего, что бывает после. Разумеется, в арендованном институтом для этой цели Дворце культуры оказывались не только «перваки», но и все желающие, и Мари со своими одногруппницами тоже туда поехала. Да еще и прихватила зачем-то своего обожателя – двухметрового «ботана» из политеха. Мы с ним учились в параллельных классах, а до этого он учился с Мари и сходил по ней с ума класса с седьмого, это все знали. Мари же уделяла ему внимания ровно как мухе на потолке – не жужжит, и ладно. Но в тот вечер она зачем-то его притащила.