Твоя Мари. Энигма

Крамм Марианна

– Центр предложил, ну, чего отказываться?

– Да правильно все, поезжай, – говорит Олег, но что-то мне подсказывает, что надо будет со сменщиком договориться, чтобы легенду поддержал.

– Не звонила, – коротко говорю я, заметив в его глазах вопрос, который вслух Олег, конечно, не задаст.

Он неопределенно дергает плечом. Ладно, потом разберемся со всем, сейчас мне пора делать массаж и бежать дальше.

– Ложись.

Пока я мою руки и достаю из тумбочки массажное масло и специальные резинки,

которые использую для упражнений, Олег укладывается на кровать, стягивает спортивные штаны. Я полчаса работаю над его ногами и спиной, выкладываюсь по полной – ну, я, собственно, со всеми так работаю, не умею халтурить, а тут еще и случай особый.

– У тебя пальцы как клещи, – жалуется Олег, когда я заканчиваю.

– Ну, от поглаживаний толка не будет, потерпишь.

Он рывком садится, и я морщусь:

– Аккуратнее! Давай пока без резких движений.

– Мне из айкидо пару приемов-то можно? Там без рывков, – спрашивает он, наклоняясь вперед и стараясь достать руками до пальцев ног.

Я всегда удивляюсь вот этому – он такой огромный, тяжелый, но при этом гибкий и растянутый, ни одной забитой мышцы. Я, например, даже будучи здоровым, ни за что вот так не согнусь, а он – запросто.

– Без рывков можно. Но постарайся пока ногами не махать, договорились?

– Что-то не так?

– Нет, все хорошо, но давай не будем гнать лошадей.

– Я понял. Ты торопишься?

– Да, мне надо в травмпункт заехать, убрать там смену, а потом еще в реабилитацию. Да и здесь дежурство завтрашнее отдать кому-то.

Неделя у меня обычно расписана по воскресенье, это иногда единственный выходной, сегодня среда, я освобожу все как раз до воскресенья – мало ли, как там в Москве пойдет, вдруг придется задержаться.

– Ладно, иди, – Олег распрямляется и ложится на подушку.

– Завтра к тебе… – начинаю я, но он перебивает:

– Я все помню. Удачно тебе съездить.

Да, вот это точно пригодилось бы…

В Москве теплее, я чувствую это, выйдя из аэроэкспресса на Павелецком вокзале. Хороший вечер для прогулок – площадь перед вокзалом полна народа, кругом подсветка, чувствуется что-то легкое, почти праздничное. А мне нужно левее, на Пятницкую, Мари живет почти у метро, и пешком оказывается чуть дальше, чем была ее прежняя квартира.

Дом сталинской постройки, окна светятся, во дворе стоят женщины с собаками – дворнягой и какой-то охотничьей, явно очень породистой. Я нахожу нужный подъезд, набираю код домофона – он оказался в письме, Олег напоминал Мари цифры, она всегда такое забывает. Поднимаюсь на второй этаж и не понимаю, что квартира – прямо передо мной, и только прислушавшись, догадываюсь, потому что из-за двери слышна «Энигма». Мари в раздрае – ее давно триггерит от этой музыки, она совершенно не выносит даже первых аккордов. И если

уж слушает – то дело совсем плохо.

Нажимаю кнопку звонка, музыка мгновенно стихает, хотя звучала не так уж и громко.

– Кто там? – раздается за дверью нежный Машкин голос.

– Открой, Мари, это я.

Пауза. Потом поворачивается ключ в замке, дверь открывается, Мари, закутанная в плед, молча делает шаг назад и прислоняется боком к стене. За ее спиной вижу окно с большим подоконником, на нем – маленькая портативная колонка, пепельница и чашка. Даже не сомневаюсь, что Олег выбрал эту квартиру именно из-за подоконников.

Я закрываю за собой дверь, сбрасываю кроссовки и роняю на пол дорожную сумку:

– Ну, ты как тут?

– Ты зачем прилетел? – враждебно спрашивает она, и я вдруг вижу, какие у нее глаза… В них вообще ничего нет, ни единой эмоции, они пусты и бездонны. Она осунулась, под глазами синяки, в вырезе домашней футболки я вижу заклейку в районе правой подключичной вены – там стоит порт для внутривенных введений.

– Мари, нет смысла задавать этот вопрос, раз уж я все равно здесь, правда? Мне бы руки помыть.

Это сбивает ее с толку, она молча берется за ручку двери, у которой стоит, и открывает:

– Мыло во флаконе. Полотенце у раковины.

Пока я умываюсь и мою руки, она успевает забраться на подоконник с ногами и закурить.

– Ты голодный? – спрашивает, когда я выхожу из ванной.

– Нет.

– Хорошо, у меня все равно пустой холодильник, – равнодушно отзывается она.

В этом, как раз, никто и не сомневается – когда выпадает такая возможность, Мари забывает, что затем, чтобы жить, люди едят. Зато, смотрю, коньяк есть у нее, и две бутылки гранатового сока, и шоколадка даже – без сахара, все, как она любит.

– Будешь? – спрашивает она, спускаясь с подоконника и подходя к небольшому шкафу у встроенной плиты. Вынимает стакан и ставит рядом со своим на стол, вопросительно смотрит на меня.

– Буду, – я наливаю коньяк себе и ей, ей еще и добавляю сок почти до края, Мари морщится:

– Не кради градус.

– Какой градус тебе еще? Ты и так уже еле языком ворочаешь.

– Будешь воспитывать – выгоню, ночуй на улице, – спокойно отзывается она, забирая свой стакан и возвращаясь на окно.

– Я не переживаю, – сообщаю я, усаживаясь в отодвинутое кресло и беря стакан. – В доме недалеко есть отель, думаю, номер найдется.

– Продуманный, да? – она делает большой глоток и затягивается сигаретой.

– Мари… ну, упадешь ведь, что ты, как алкашка?

– Слезами горю не поможешь, надо пить, – выдает она на автомате – это у них с Олегом такая поговорка, когда кому-то совсем плохо.

– Ты, смотрю, нормально справляешься, – я киваю на пустую бутылку возле стены.

– Это третья.