Твоя Мари. Воспитание чувств

Крамм Марианна

–А ты как поняла, что я..?

–А много надо ума? Все бабы одинаковые.

–Ну… даже не знаю, что говорить теперь…

–А ничего. Давай останемся друзьями – так пойдет?

–Это очень безнадежная фраза, – улыбается Лерка. – После нее хочется пойти и застрелиться.

–Надеюсь, ты не умеешь стрелять.

–Ты права – не умею. Поэтому пойду и нажрусь незатейливо. Спокойной вам ночи, Мари.

Она чуть наклоняется и целует меня в щеку, это как-то неожиданно, и я хватаюсь рукой за то место, в которое пришелся поцелуй, словно она ударила меня. Лера улыбается чуть

виновато:

–Извини, Мари, это по-дружески, – и уходит на веранду, где ее радостным возгласом встречает Денис:

–Лерок, давай-ка выпьем за твой дебют!

Я выхожу на крыльцо, забыв, что на мне только толстовка на голое тело, а уже ночь, холодно. Ежусь, обхватив себя за плечи, но в дом не хочу – воздух здесь такой свежий, и совсем тихо. Похоже, что в соседних домах никого нет.

–Я тебя потерял, – сзади возникает Олег, обнимает меня, и сразу становится тепло.

–Хочу постоять пару минут, смотри, как легко дышится.

–Давай постоим, – соглашается он, упираясь подбородком мне в макушку.

По поводу огромной разницы в наших габаритах одно время ходила шутка – «Мари как чи-хуа-хуа, которых держат в питомнике для сенбернаров, чтобы те бегали и форму не теряли». Вполне безобидная шутка, отражающая истинное положение вещей – мне всегда нравились мужчины огромные, намного выше меня и выглядящие такими скалами, утесами, за которыми можно укрыться в бурю. Денис немного ниже Олега, но увлечение культуризмом не прошло даром, и по габаритам они вполне могли раньше сравниться. Сейчас Дэн похудел, как-то сдулся, выглядит меньше и уже не производит впечатления надежной опоры. Хотя, скорее всего, это мое отношение к нему изменилось, а потому я не воспринимаю его так, как раньше.

–Руки холодные у тебя, – говорит Олег, коснувшись моей руки. – Идем, хватит уже.

–Ты веревки не брал? – неожиданно спрашиваю я, и Олег смеется:

–Все пытаешься руководить?

–Нет, просто спросила…

–Мари, ты прекрасно знаешь, что я тебя насквозь вижу. Что случилось? Ты спрашиваешь о веревках в тот момент, когда тебя внутри что-то в клочки раздирает, и ты стараешься через обвязку собрать себя в кучу. Опровергни, – предлагает он.

Что тут опровергать? Он прав. Всякий раз, когда мне в голову приходят мысли о Ляльке, я бегу к Олегу и прошу связать меня. Отлежав в плотной обвязке определенное время, я раскладываю мысли по полочкам, Ляльку убираю в самый дальний угол, и мне становится легче на какое-то время. Да, сейчас промежутки между такими заходами стали длиннее, но они все еще возникают. Олег прав – я компенсаторик, как и Дэн.

–Молчишь? Значит, я прав, – констатирует Олег. – Веревки я взял, но может, лучше просто поговорим?

Я не могу с ним об этом разговаривать. Даже не так – мне больно. Я вижу, что причиняю этими разговорами боль ему, и от этого становится плохо мне. Еще хуже, чем до разговора. Словом, это та ситуация, которую нельзя «выговорить», во всяком случае, нельзя сделать это с ним. Поэтому лучше веревки.

–Прости… не сегодня. Идем спать, – я пытаюсь вывернуться из его рук, но тщетно – Олег разомкнет объятия ровно в тот момент, когда решит сам.

–Мари.

–Ну,

что?! Ты можешь хотя бы раз не настаивать на своем? Ты можешь хоть раз в жизни перестать быть Верхним и попробовать понять меня по-человечески, без вот этих задвигов «я несу за тебя ответственность»?!

Его руки мгновенно оставляют меня в покое, Олег разворачивается и уходит в дом, не сказав больше ни слова, а я чувствую, как защипало в носу. Достаю сигареты, закуриваю, сажусь на ступеньку и пытаюсь не заплакать. Иной раз мой язык здорово опережает мозг, и от этого и возникают вот такие неприятности. Нельзя до бесконечности втыкать в человека иглы и надеяться, что он этого не заметит. Ведь я знаю, что он отлично понял причину, потому что вот уже пару лет она одна. И знаю, как ему это неприятно. Да, он пережил – но простить до конца не может, и я его понимаю. Не надо было сегодня об этом…

–Одна и без охраны? Редкая удача, – рядом на ступеньку плюхается уже изрядно подвыпивший Денис, берет сигарету из моей пачки. – Зажигалку Мастеру.

Бросаю зажигалку на крыльцо.

–Подними и подай, как положено, – требует он.

–А идите-ка вы, Мастер, на хрен, – советую я, вставая, но Денис хватает меня за толстовку:

–Куда? Я тебя не отпускал.

–Ты хочешь, чтобы я заорала? Я могу. Но вспомни о последствиях.

–Только что ты его довела до невменоза, он замахнул полстакана водки, так что я бы на твоем месте не рыпался – вдруг решит не заступаться?

Ого… а вот это уже неприятная новость. Олег не пьет, и полстакана водки, если Дэн не приврал, это кризис. А я его знаю – может не остановиться.

–Чего ты ему наговорила?

–Не твое дело. Отпусти толстовку.

–Я же сказал – не рыпайся, сорвусь – сама знаешь, что может случиться, – говорит Денис совершенно осознанно, и мне становится страшно. Он прекрасно понимает, что в определенный момент может не удержаться в рамках, понимает, чем может закончиться этот срыв. Уже неплохо, значит, он отдает себе отчет в том, что с его головой что-то происходит.

–Хорошо, – сдаюсь я. – Отпусти, я сяду.

Он разжимает пальцы, я сажусь на крыльцо. Денис закуривает, возвращает мне зажигалку.

–Как тебе Лерка?

–Мне-то что?

–Она неплохая баба.

–Ну, и дальше?

–Тебе второй смысл нужен? По-твоему, я не могу просто сказать, что Лерка – нормальная баба?

–Ты – нет, не можешь.

–Дура ты, Машка. И живешь в каком-то своем измерении. Удивляюсь, как Олег сумел туда пробиться.

–Он понял, что не надо переть напролом, и я сама впущу всюду, куда он захочет. Все, Дэн, я пойду спать.

–Имей в виду – он пьяный себя не контролирует, не позволяй ничего, порвет.

–Разберусь.

Я прекрасно знаю, что пьяный Олег никогда не притронется ко мне девайсами, потому что знает – может не рассчитать силу, а потому совершенно не боюсь. Поднимаюсь наверх и застаю дивную картину – мой Верхний лежит поперек кровати, отхлебывает водку из горла и слушает музыку, положив рядом телефон. Мой, кстати, телефон.

–Где была? – спрашивает совершенно трезвым голосом.

–Курила на крыльце.