Ты или никогда
Шрифт:
Способность выделять тепло, как пишет Иоганн Кеплер в своих ранних заметках (1595–1606), указывает на живую душу (и я пишу это не потому, что поклоняюсь Платону, а исключительно исходя из моих собственных длительных метеорологических наблюдений!). Для восприятия пространственных аспектов, которые воздействуют на душу (любви, музыки), требуется теплый субъект.
Холод мертв, все может быть холодным.
Только живая душа тепла.
В начале, до всего, до декседрина, демерола и кодеина (который он принимал, несмотря на аллергию), до заплетающегося языка и спотыкающихся ног, до прилюдного унижения бэк-вокалисток (Кэти принимает любовь от кого угодно, когда угодно и где угодно, ее перелюбил весь оркестр!), до всего этого, в чистом начале, Элвис перед концертом распевался на псалмах, он не курил
65
Я не забываю о Боге. Я чувствую, что он следит за каждым моим движением (англ.).
В начале, до всего: он срывал все струны по очереди, пока не оставалась только шестая, самая толстая, с самым глухим звуком. Он вынимал картонный цилиндр из рулона туалетной бумаги и подвешивал его на пояс, покачиваясь на сцене так, чтобы свободные брюки болтались, и под ними раз за разом обозначалось что-то цилиндрическое. Когда он откидывался назад, держа гитару в руках, девушки в первых рядах думали, что у него в штанах во-о-от такущая штуковина.
Дома ждала Глэйдис с черными полукружьями под глазами. Со своими курятниками, с вязаными дорожками на полированных лестницах шикарного Грэйслэнда. В начале, которое было теплым, было теплым.
Вода остывает.
Ванна этого типа (250 литров) остывает за сорок четыре минуты (степень охлаждения относительна).
Я встаю, вытираюсь.
Гостевое полотенце маленькое.
Мягкое в середине от использования.
Может быть, еще немного влажное, в середине.
Я утираюсь обычным полотенцем, жестким от чистоты.
Я надеваю свою обычную одежду.
Немного гуляю на солнце.
Немного убираюсь, стираю пыль, вышитые салфеточки на столиках.
Немного листаю садовые брошюры.
Я надеваю обычную одежду. Немного гуляю, вечером. На кладбище я не иду, нет. Небо большей частью черное, фонари желтые. Улицы большей частью пусты, единственное, что движется — это машины, урчащие, дрожащие на светофорах. Из приемной Сибиллы выходят мужчины, несут в объятьях надувных кукол с дырками. До самого багажника платиновые локоны волочатся по земле.
Снег лежит, не тает. Время от времени по утрам наискосок летит блестящая пыль, сверкающая как радуга или бензиновые разводы, как сорванное откуда-то украшение, как будто эта пыль веками пряталась в каком-то сказочном месте и ждала этого побега, этого мгновения полета перед моими глазами, вместо обычных новых снежинок из случайных облаков. На Филиппинах обнаружили самую маленькую в мире рыбку. Шесть миллиметров в длину. На Филиппинах обнаружили самую маленькую в мире рыбку, по вечерам я гуляю. Недолго, транспортом я не пользуюсь. В четверг я иду по длинному мосту. Он из гранита, в три пролета, на нем щербины от осколков бомб. Однажды я ехала по этому мосту в машине. Теперь иду пешком. Прогуливаюсь вечером. Я иду по длинному мосту, вдоль старинной границы между богатыми и бедными. Мимо заснеженного ботанического сада и его толстых стен. Мимо парка, где свирепствовал насильник, мимо кофеен. На афишах у кинотеатра блондины и блондинки улыбаются, обнажая крупные белые зубы. Зеленые герои мультфильмов, звери. Названия фильмов — «Гора любви», «В настроении любви» и «Космические букашки». Рядом со мной молодежь — щеки, глаза, их цвет, молодые едут на велосипедах прямо по льду. Они смеются у входа в кинотеатр, обнимаются в своих шерстяных одеждах, волосы и рукавицы в объятьях, они спят ночи напролет у кинотеатра в спальных мешках, чтобы заполучить какие-то особо важные билеты.
Единственное, чего я не понимаю, — пишет Иоганн Кеплер, первый астрофизик или последний настоящий ученый-астролог, в зависимости от точки зрения, — это почему снежинки шестиконечны. Это единственное, чего я не могу объяснить с помощью своего всеобъемлющего учения об аспектах, об углах расположения планет, которые разносторонне влияют на все одушевленное. Эта форма не служит достижению каких-либо целей, как, например, форма человеческого тела, способствующая выполнению определенных функций, или как форма гранатового плода и так далее.
Для объяснения этого явления недостаточно знаний, которыми располагаю я и остальные.
Время для объяснения этого
Остаются пробелы, которые предстоит заполнить кому-то другому, в другой раз.
Но я, Иоганн Кеплер, скажу так, вот как бывает, иногда я думаю, что обнаружить смысл в форме снежинки невозможно. Снежинка шестиконечна, но ее существо не точно и неизменно, оно не постоянно, бытие снежинки варьируется. Я утверждаю, что высший разум, стоящий за бытием, создает вещи не только для достижения цели, но и ради чистой красоты. Я утверждаю, что высший разум желает производить не только функциональные экземпляры, но и играть. Я утверждаю, что тепло в момент возникновения снежинки терпит поражение от окружающего холода, но принимает это поражение с честью. До самого проигрыша тепло, исполненное разума, высшего разума, осознанно боролось, — столь же осознанно оно обратилось в бегство при наступлении холода. В момент поражения тепло позаботилось о красоте, сотворив самые прекрасные кристаллы.
(Или же: снежинки, как и прочие водяные кристаллы, наделены шестью конечностями, так как два атома водорода, соединившись с атомом кислорода, скрепляются с атомами водорода других молекул. Дело в электромагнитной силе притяжения, the number and the arrangement of the attractive and repellent poles possessed by the molecules of water impose this habit of growth upon them. [66] )
Ночью я принимаю ванну, кофе больше нет.
Утром иду в ближайший магазин и покупаю сосиски. Продавец не узнает меня.
66
Особенности образования определенной формы снежинок задаются числом и расположением взаимно притягивающихся и отталкивающихся полюсов молекул воды (англ).
Я не жду, я делаю уборку. Пылинки бессчетны. От них невозможно избавиться полностью. Снежинки тают, пылинки улетают в трубу пылесоса, но ничто не исчезает до конца, в общем и целом данная деятельность неизмеримо мало изменяет их тотальную массу: в тот же момент образуются новые пылинки, они возникают все время, кожа шелушится, шубы, шкуры, волосы, космические частицы, прах, вечный круговорот.
От человеческих тел постоянно отделяются человеческие частицы, мертвые клетки, ДНК, микроскопические, но неоспоримые доказательства присутствия в определенном месте, в определенное время.
Везде, в разных местах — неоспоримые доказательства присутствия другого человека.
В кухне.
В кровати.
В гостевом полотенце.
Пылесос не в состоянии уничтожить эти следы.
Единственное, что может одержать над ними верх, — это время, беспрерывное наслоение новых частиц.
Возможно, отсутствие новых частиц.
В субботу я нахожу под диванными подушками скомканную сигаретную пачку.
Убирают последние рождественские украшения, балконы и окна темнеют. Соседи такие же, как всегда. Все соседи во всех домах похожи. Все младенцы плачут одинаково. Мужчины и женщины ходят по лестницам, писают. Утки на Тёлёвикен такие же, как всегда. Все утки во всех водоемах похожи друг на друга, у них один стиль, они хотят хлеба. А на другой стороне улицы каждое утро ровно в восемь тридцать появляется мужчина с лицом, как у норки, проходит слева направо. В правой руке он несет прозрачный пакет с двумя мандаринами и рисовым пудингом. В левой — связку ключей. Он отпирает три замка тремя разными ключами и входит. Включает неоновые лампы, внутри, за черным кружевом. Становятся видны буквы на окне: DVD — Video — Dresses — Magazines — Accessories — Private show. [67]
67
DVD — Видео — Костюмы — Журналы — Аксессуары — Частные шоу (англ.)
Кофе больше нет, и, сколько я ни варю, эти сосиски не становятся толстыми, кожа не лопается. Я достаю из холодильника две картофелины, буду варить картошку. Картофелины проросли. Зеленые ростки вылезли наружу, извиваясь, как червяки.
Так идет время.
Вперед.
Чувствуешь? Вр-р-р-р-р-р.
Воздух пуст и прозрачен.
Иногда, вечерами, он словно вибрирует.
Вибрирующий воздух, воздух, который вибрирует сам по себе.
Как если бы дверной звонок иногда вибрировал, сам по себе.