Ты меня бесишь
Шрифт:
Через неделю отцу стало лучше, его перевели из реанимации. Я металась между домом, больницей, фирмой отца и редкими набегами на учёбу. От моих посещений офиса было мало толку, я всё ещё была зеленой девчонкой, наивной и напуганной, но папа часто повторял, что любое дело нуждается в неусыпном контроле. Вот я и ездила… контролировать. Фирма работала как большой и отлаженный механизм, не особо нуждаясь в моем участии, но папин зам Олег Иванович снисходительно улыбался, позволяя задавать мне вопросы и совать свой нос туда, куда мне казалось
В один из вечеров к нам домой приехал Макар. Знакомый, лохматый, обаятельный и наглый. Я сначала повисла на нём, цепляясь за его плечи и разревелась. Он был таким родным, знакомым и словно из какой-то другой жизни. Я даже испугаться не успела, а что подумает мама, потому что в тот момент мне было всё равно. Стояла, прижавшись к такому знакомому Евичу, а он шептал какие-то глупости.
А потом, как и ожидалось, появилась мама, смерившая нас недовольным взглядом, но ничего говорить не стала, пригласив непрошенного гостя в дом.
Как и следовало ожидать, он ей не понравился. Безродный студент-лоботряс, про свои заработки он ей так и не сказал, видимо не желал делать акцент, на своей постоянной нужде. Она поила его чаем из семейного сервиза и натянуто улыбалась, я же сидела рядом, натянутая как струна. Один лишь Макар продолжая улыбаться в свои тридцать два зуба, как всегда уверенный в том, что его обаяние способно растопить даже самое чёрствое сердце. Но нет, моя мама как всегда осталась верна себе.
— Софья, ты же понимаешь, что это несерьёзно, — заявила мне родительница, стоило Евичу покинуть наш дом.
— Он замечательный и очень талантливый, — впервые в жизни воспротивилась я её мнению.
— Он тебе неровня!
— Не говори так! — вспыхнула я, не на шутку задетая поверхностью её суждений.
— А как ещё я должна говорить? Да он же тобой пользуется. Нашими деньгами, связями… положением.
— То есть это единственное за что со мной можно хотеть общаться?!
Мама сделала глубокий вдох, видимо, понимая, что этим путём меня не переубедить.
— И что… Ты готова бросить нас в такой тяжёлый период?
— Почему бросить? — искренне не поняла я.
— Потому что его наличие в твоей жизни ставит под угрозу… всю твою ответственность и обязанности перед семьёй.
Сжалась. Мама всегда знала на что давить. Я же всегда была послушной девочкой, для которой ответственность была не просто звуком, а основополагающей чертой личности.
— Не утрируй, — как-то слабо попросила я, уже догадываясь, что дальше лишь давление на меня усилится.
И хоть на этом наш разговор был окончен, я знала, что тема ещё получит своё развитие.
«Зачем? Зачем ты приехал?» — писала я ему сообщение, напуганная тем, что родители смогут меня дожать.
«Увидеть тебя хотел».
«Увидел?!» —
Он долго молчал. И я почти уснула, вымотанная событиями дня, когда на экране полыхнуло ещё одно сообщение:
«Видимо и правда, зря это всё было…».
Сердце болезненно ухнуло в груди. Пальцы сами собой то набирали, то стирали ответ. А в голове стоял лишь один вопрос. Что же ты имел в виду под «это всё»…?!
Следующие несколько недель мы не общались. Папа очень медленно восстанавливался, но уже выглядел значительно лучше. И мама не удержалась чтобы не подключить его к процессу «вразумления» единственной дочери.
— Софья, ты меня разочаровала, — заключил отец, лёжа на больничной койке. Я сглотнула образовавшийся в горле ком и посильнее сжала кулаки, зная, что спорить с ним сейчас нельзя.
— Прости, — побелевшими губами прошептала я, глядя куда-то себе под ноги.
— Я разочарован, — для закрепления эффекта повторил он. После чего сделал глубокий вздох. Они с мамой вообще были мастера на вот такие театрально-эпические вздохи, после которых было в пору пойти и утопиться. — Но я надеюсь, что такого больше не повторится. Ты же умная, девочка.
И да, я была умной девочкой, поэтому просто понадеялась, что пока папа в больнице, я смогу что-то придумать. И с Макаром найдём способ быть в жизни. Но… не случилось. Он всё ещё злился, а как первой сделать шаг навстречу я не знала. Да и родители, вдруг отыскали мне целую кучу дел на фирме, что я даже на учёбе перестала появляться. С деканом всё было решено.
Папу отпустили домой в мае, а в июне мне пришло приглашение в Лондон. Сказать, что я обалдела, не сказать ничего. Я ведь так и не написала финальное эссе, для третьего этапа. На ум почти сразу пришёл Макар.
Подловить я его смогла только возле университета, у ребят была сессия, а я безвылазно торчала в офисе.
Долго рассматривали друг друга, не зная, что можно сказать. Всё внутри меня изнывало от потребности прикоснуться к нему, но он держался обособленно, и сомнения в моей голове заговорили о том, что ему это больше не надо.
— Это ты, да, написал эссе за меня?
Неоднозначно пожал плечами.
— Но… зачем?
Я же знала, что он не хотел, чтобы я уезжала.
Макар противно хмыкнул, почти точно так же, как делал это раньше, когда мы с ним ещё воевали.
— Знаешь ли… люблю иметь у себя в должниках одиноких девочек из высшего общества.
В принципе на этом наш разговор был окончен, впрочем, как и любое другое общение. Наши отношения исчезли так же быстро, как и зародились.
В конце августа, я уехала в Лондон. Родители уцепились за эту возможность изолировать меня от неподобающего «жениха», и не стали противиться моему отъезду, хотя уже и успели распланировать моё будущее здесь.
Когда я вернулась из Лондона, Макар уже выпустился из универа, и всякий его след был утерян.