Ты полюбишь вновь
Шрифт:
— Сейчас, подожди. — Она передала телефон Диме, а сама достала бенгальские огни и начала их поджигать. Мерцание, такое яркое до рези в глазах, озарило темный угол, где они стояли. — С Новым годом, Полинка, — крикнула она, было слышно не только через динамик телефона, но и через окно.
— С Новым годом, Кать. И Дима тоже. — Она посмотрела на брата и улыбнулась.
Саша стоял у нее за спиной и наблюдал за всем со стороны. Улыбался так же, как и она. Без жеманства, без наигранности. Улыбался, потому что улыбается она. Все просто.
— Иди ко мне, — Саша прижал ее к себе, гладил по светлым волосам, что немного спутались от постоянного лежания. Только сейчас это не имело никакого значения.
Они стояли у окна, обнявшись. В этой маленькой комнате, с белыми стенами и таким же белым потолком, где в воздухе еще витал запах спирта и лекарств. Такое чужое помещение, что хочется сбежать отсюда быстрее. Но это тоже было сейчас не важно. Какое это может иметь значение, когда он рядом? Какое это может иметь значение, когда она рядом?
— Не уходи больше… пожалуйста. — Тихо попросила Полина.
— Будь рядом, со мной… пожалуйста. — Ответил ей Саша.
Глава 26
— Ну, Полина Сергеевна, давайте так больше никого не пугать, — врач мило попрощался с Полиной и вышел из палаты, его ждут другие пациенты.
Полина подошла к окну, там еще виднелись темные брызги на снегу от фейерверков, цветные клочки хлопушек и много-много следов. Новый год наступил не только на календаре. Он наступил и в ее жизни.
Эта палата, что в начале казалось ей такой пустой и холодной, теперь хранит множество секретов. Саша с Полиной за это время, за эти несколько дней, что она провела здесь, много общались, разговаривали.
Она наконец-то рассказала, как съездила в Париж. Про промозглую погоду там в декабре, про дорогие магазины и как она запуталась в историческом центре города, зато нашла уютное кафе, где продавали просто божественные круассаны, а за прилавком работала милая пухленькая француженка.
Ее абсолютно не впечатлила Мона Лиза. Как минимум потому, что толпы туристов даже не давали разглядеть этот шедевр. Она прошла мимо картины, зацепила взглядом ее, кхм, улыбку и двинулась дальше — сзади подталкивали бесцеремонные китайцы. Ну и пусть.
— Саша, я тебе признаюсь. Честно.
— И в чем же?
— Мне не понравился Париж. Боже, я это сейчас сказала, и мне хочется смеяться. Это всегда так? Ты исполняешь свою мечту и все. Она исполнилась и потухла.
— Ты там не была весной. В это время года город красив. Или в сентябре.
— Париж, Рим… какая уже разница. Ты был прав, что все крупные города полны туристов, что снуют туда и обратно, только мешают наслаждаться.
— Может проблема была не в Париже, а в тебе? — Саша пересел к ней ближе и взял в плен ее ладошку.
— Во мне? Может, ты и прав. Мне было одиноко.
— Нет, проблема и не в одиночестве. Что значила для тебя мечта поехать в Париж? Что ты хотела получить от той поездки?
— Париж ведь самый романтичный
— Ты хотела почувствовать любовь города, когда у самой была дыра в душе? Может, ты слишком многого ждала от этой поездки?
— А как же ты? Твоя Италия. Ты же уехал, оставил все и уехал.
— Я хотел быть один, Полинка. Я бежал не от себя, а снова искал себя. Ты же наоборот, пыталась сбежать от себя за своей мечтой, думая, что исполняя ее, тебе станет легче.
Они сидели на этой маленькой кровати и разговаривали про Париж, что так прекрасен в сентябре, про Италию, что не сразу поразила Сашу. Про одиночество, про мечту и про счастье. Тихие разговоры, когда свет уже был выключен, остались только крупные ровные отрезки от уличных фонарей.
Саша снова открывался ей, осторожно, выверяя каждое слово, каждое свое воспоминание. А Полина жадно глотала то, что он говорил ей. Молча слушала, не перебивала, запоминала все. А когда он уходил, воспроизводила все в своей памяти: его тон, интонацию, жесты.
Они изучали друг друга вновь. Много ошибок было за их спинами, много недоговоренностей. А еще боли, что они причинили друг другу. Через такое тяжело перешагнуть, даже перепрыгнуть, и то, не все могут. Но если хочется, если по-другому не можешь, если назад пути уже нет, то берешь за руку своего человека, и вы вместе идете вперед, огибая эту важную часть своего прошлого. Не забывая, не отрекаясь.
— Я приезжал к тебе. Стоял под окнами, как дурак. У тебя был включен приглушенный свет, наверное, ночник горел. Я сидел за рулем и думал, чем ты занимаешься. Может, читаешь что-то или смотришь фильм. Представляешь, я думал о предлоге, чтобы подняться.
Полина лежала у него на груди и тихо плакала. Крупные слезы скатывались по щекам, Сашина рубашка становилась мокрой. Так из нее выходила боль. Он это понимал.
— Почему ты не поднялся?
— Не знаю. Меня постоянно что-то останавливало. Какой-то внутренний барьер. Я все время вспоминал тот день, когда Широков мне позвонил. Знаешь, как картинка, перед глазами всплывала, как только хватался за ручку двери. Хоп — и все, вижу это видео, твои глаза…
Они лежали и смотрели на белый потолок с некрасивыми подтеками. Как и в жизни, не может быть все гладко. Не может быть чистое полотно. Обязательно найдется то трещинка, то желтые круги от воды.
— А Аля? Как она появилась? — ее голос тихий, вкрадчивый.
— Она тебе не дает покоя, да, Полинка? — Саша не злится.
— Не дает.
— Мы познакомились на мероприятии, потом сходили на пару свиданий. И все.
— Что все? — нотки ревности проскальзывают в ее тоне — слишком резко, слишком остро она сказала.
— Я дал нам шанс. Вдруг, получится?
— Пытался забыть меня?
— Пытался.
— Не получилось, — улыбнулась Полина.
— Язвишь? — в ответ Саша улыбается.