Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
Трое — Виталик, Татарин и Силан — смотрели на него выжидающе.
— Нет. Что ясно? — спросил Виталик.
— Мудак! — сказал майор. — В Москве Игнатьевых — как этих деревьев! Найдете любого старика Алексея Игнатьева, сделаем на него завещание, и квартира наша. Продадим — навар пополам. Дошло? А пацана я сбагрю в детдом, я уже написал в Службу опеки. Правда, там такая сука работает… Но ничего, у меня есть повыше ход, только смазать придется…
— А девка? — спросил Татарин.
— Девка там вообще не прописана, с ней только одна проблема —
Действительно, в Москве было как после урагана — на улицах валялись деревья с вывороченными корнями, ремонтники восстанавливали оборванные провода, «технички» растаскивали машины с крышами, проломленными обвалившимися рекламными щитами, шахтеры, пикетирующие Белый дом, восстанавливали свой палаточный городок, Лужков и Ресин осматривали дома с сорванными крышами, строители латали Кремлевскую стену, проломленную упавшими деревьями…
А в квартире Ванечки вокруг лампы и сухой липучки жужжали мухи, налетевшие сквозь разбитое окно.
— Ты с ума сошла! — говорила Зина. — Как ты можешь его усыновить?
Ваня, голый, в одном памперсе, ползал, пыхтя, по полу и катал игрушечный паровоз. Садился на попку, сосал палец, смотрел на Надю и Зину и снова катал свою игрушку.
Надя, потная от жары, вручную стирала в тазике его майки, рубашки и носочки и развешивала на протянутой через кухню веревке.
— Ну что ты молчишь? Отвечай! — требовала Зина.
— Откуда я знаю?! — нервничала Надя. — Я его не отдам, и все! Ты лучше окно заклей! А то мухи налетели — ужас!
— Чем заклеить?
— Не знаю, — продолжая стирать и утирая пот со лба, сказала Надя. — Поищи сама.
Зина, болтая, стала рыться в ящиках кухонного шкафа:
— Представляешь, шестьсот человек отсеяли! Шестьсот! Нас осталось сто тридцать! Сто тридцать на пятнадцать мест — это сколько? Девять на место…
Тут Зинка вдруг сняла с себя платье, Надя от изумления даже стирать перестала:
— Ты чё делаешь? Сдурела?
— Ну жарко — не могу! — объяснила Зина. — Тридцать градусов!
В квартире, как и во всей Москве, было действительно ужасно жарко, но Надя показала на Ванечку, который уселся на полу и уставился на Зину.
— Тут ребенок!
— Ну он же ребенок! Чё ему? — ответила Зина и обратилась к Ване: — Ты чё смотришь, пацан? Давно голых сисек не видел? Давай катай свой паровоз! Ту-ту, Ваня! Ту-ту!
Ваня послушно покатил свою игрушку.
А Зина, роясь в ящике с молотком, плоскогубцами и другим инструментом, вдруг сказала:
— Ой, Надь, я соску нашла! Вань, держи свою соску!
Ваня обрадованно схватил соску и хотел сунуть в рот, но Надя выхватила ее, сказала Зине:
— Идиотка! — И Ване: — Подожди, Ваня, я вымою, грязь нельзя в рот!
Ваня стал реветь.
— Ага! — сказала Зина. — А ползать по полу и совать пальцы в рот — можно? Да замолчи ты, Иван!
Надя отдала Ване чистую соску, и тот счастливо замолк. А Надя опустила бретельки своего сарафана, сказала, колеблясь:
— Может, и мне раздеться? Ужас как жарко…
— При мужчинах?! Даже не думай! — мстительно сказала Зина. — Мы вообще к экзаменам будем готовиться? Я для чего пришла? Нам нужно этюд репетировать, иди сюда! — И, решительно подхватив Ваню, отнесла его в гостиную, поставила в манеж. — Стой и смотри! Ты такого в жизни не видел!
Порывшись в своей сумке, Зинка вытащила аудиокассету, вставила в «Акаи», что стоял на тумбочке рядом с телевизором, и включила. Квартира огласилась громкозвучной «Ламбадой». Зинка с ходу врубилась в ритм и на пару с Надей стала исполнять музыкальный номер-этюд а-ля финал фильма «Чикаго», где две враждующие героини исполняют дуэтом искрометный финальный танец и песню. При этом в качестве реквизита Зинка использовала все, что попадалось под руку, — Ванины игрушки, подушки с дивана, одежду Игнатьевых из шкафа…
Ваня, глядя на них, счастливо смеялся и пританцовывал в манеже.
А Зинка, войдя в раж, влезла на подоконник.
— Зин! Сдурела? Ты голая! — крикнула ей Надя.
Но Зина, танцуя и выпендриваясь, заявила:
— Я не голая. Я обнаженная звезда экрана! — И, стоя на подоконнике лицом к улице, даже руки раскинула: — Смотрите все! Сибирская звезда экрана Зинаида Шурко!
Именно в этот миг внизу остановилась милицейская машина, майор Никуленко посмотрел вверх и изумленно застыл, а вместе с ним вышли из машины и застыли в изумлении еще две дамы — крупная, как Нина Русланова, инспекторша Службы опеки и тощая, очкастая медсестра-практикантка с дерматиновым чемоданчиком в руке.
— Эт-то еще что? — сказал майор, глядя на позирующую Зинку.
А Зинка, стоя на подоконнике, испугалась:
— Ой, блин! Милиция! — и спрыгнула на пол.
— Да это мой знакомый! — сказала Надя, глянув в окно. — Очень хороший дядька, денег мне дал.
— Он чё? К тебе идет?
Зинка наспех оделась, обе торопливо собрали разбросанные повсюду вещи. Надя подхватила на руки Ванечку, но тут же и отстранила его от себя.
— Фу! Ваня, ты же обкакался! Боже мой…
На вытянутых руках Надя унесла Ваню в ванную, включила там воду.
В дверь позвонили, Зинка крикнула:
— Открыто!
Вошел майор, за ним инспекторша Службы опеки и практикантка.
— Так! Уже притон тут устроили! — сказал Зинке майор. — Кто такая? Проститутка?
— Да вы что! — испугалась Зина. — Это я случайно, я окно заклеивала.
— Голая? Паспорт!
— Да я не тут живу, я в общежитии, во ВГИКе.
— Вот там и танцуй! А тут чтоб твоего духу не было! Где ребенок?
Зина метнулась к ванной:
— Надь!..
Надя на вытянутых руках вынесла из ванной голого и мокрого Ванечку с соской во рту.