Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
Так удивительно хорош!..
И ты поёшь!..
Увидев мужа, она танцующим шагом ступила к нему с протянутыми руками:
— Сердце! Тебе не хочется покоя!.. Сердце! Как хорошо на свете жить!.. Садись, дорогой! Блины! Твои любимые…
— Ты видишь? — сказала за спиной Пачевского Ангел с Небес. — А если б ты делал это два раза в день? Она бы тоже летала!..
И
Но теперь в своей каморке в издательстве часть выручки Пачевский регулярно клал себе в карман.
И жизнь его стала — сплошная малина! Жена села на «кремлевскую диету», похудела, постриглась в модной парикмахерской, от еженощного секса помолодела лет на двадцать и закормила Пачевского не только блинами, но и самыми невероятными кулинарными изысками. И даже обновила обои в квартире…
А в дорогих бутиках — в «Атриуме», на Манеже и на Смоленке — Ангел с Небес примеряла платья, сапоги, нижнее белье, джинсы, кофточки, плащи и еще бог знает что.
И поминутно выскакивала из примерочной, весело и кокетливо показывая себя Пачевскому.
Ей действительно все было к лицу и все по фигуре, остальные покупательницы восторженно смотрели на нее и бросались примерять то же, что выбрала она.
И Пачевскому льстило это, он любовался своей красоткой и щедро платил за ее наряды. А она льнула к нему и шептала:
— Мужчина, я хочу в «Экспедицию».
— В какую еще экспедицию? — изумился Пачевский.
— Это такой ресторан. На Солянке. Там можно на вертолете полетать!
— Кто тебе такую чушь сказал?
— Ничего не чушь! Я видела рекламу. А можно мне эту кофточку? Смотри, как на мне сидит…
В издательстве Пачевский, отведя директора типографии от конвейера в дальний угол цеха, взял его за грудки:
— Коля, ты мне доверяешь?
— А в чем дело? — ответил тот осторожно.
— Заработать хочешь?
— Ну, допустим.
— Нет, ты не крути: да или нет?
— Ну, хочу, конечно! Кто не хочет?
— Значит, так, смотри. «Жаркие ночи» улетают, как горячие пирожки. Любой тираж! Да или нет?
— Ну…
— Дышло гну! Думай! Я пригоню левую бумагу, ты сделаешь левый тираж, и я его двину мимо кассы — бабки пополам. Ты понял?
Директор испуганно посмотрел ему в глаза, но Пачевский не ослаблял напора:
— Прикинь, Колян! Доллар делаем на книжке! Доллар!!! Тиснешь тысячу — пятьсот твои. Тиснешь десять тысяч — пять штук в карман! Тачку купишь, человеком станешь! Катю будешь катать! А у Кати сиськи!!! Ну?!
Директор охрип:
— Дышло гну! Давай бумагу…
Конвейер, увеличив скорость, стал печатать левые тиражи. Пачевский, увеличив темп, разгружал книги у книжных магазинов и уличных торговцев, делил выручку с директором типографии и выводил свою жену в концерты на Жванецкого, Митяева и Макаревича.
А по утрам бегал по парку «Сокольники».
И снова разгружал книги… Книжные магазины… уличные прилавки… И польщенно принимал от Ангела с Небес цветы, с которыми она являлась к нему в его каморку в издательстве. И гулял с ней по Чистым и Патриаршим прудам, по Тверской и Манежу.
— Мужчина, — говорила она, облизывая эскимо на палочке, — а что такое Государственная дума?
— Это наш парламент.
— Там сочиняют законы?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Я хочу, чтоб они сочинили закон о любви.
— Как это «о любви»?
— Очень просто. Ведь все, что мы делаем, мы делаем ради любви. Правильно? Чтобы нас любили. Значит, нужен закон: три раза в день — час любви! И тогда все — никто на вашей земле не будет никого убивать, завоевывать. Понимаешь? Кончатся все войны! Поцелуй меня!..
Конечно, на них оглядывались прохожие, но Пачевскому это льстило, он гордился и собой, и своим Ангелом и как-то заехал с ней в ресторан «Экспедиция» на Солянке. А там оказались не только экзотическая еда и оранжевый вертолет посреди зала, но — вдруг — живая музыка, джаз-банд, да какой! Конечно, не Игорь Бутман и не Алексей Козлов, а кто-то из молодых. Но — ранних…
При первых звуках саксофона и трубы Ангел с Небес совершенно остолбенела. Даже отшатнулась к Пачевскому, спросила с испугом:
— Что это?
— Это джаз. Ты никогда не слышала?
— Нет.
— А что, у вас там нет музыки?
— Есть. Но у нас только эти… Брамс, Шопен, Моцарт… А это… Ой!.. Ой, как хорошо-то!.. Ой!.. — И ее тело, словно само собой, стало вибрировать в такт музыке и даже слегка взлетать над стулом.
Но Пачевский успел схватить ее за плечи, прижать к сиденью.
Тут из-за соседних столиков несколько пар вышли танцевать, Ангел посмотрела на них… присмотрелась… а затем вскочила и потащила Пачевского:
— Идем! Идем! Я тоже так хочу!
— Только не летать! — предупредил он ее.
— Хорошо, я постараюсь…
Подойдя к танцующим, она еще пару секунд присматривалась к их движениям, затем стала осторожно копировать, а затем…
Кто-то из музыкантов тут же обратил внимание на идеальную — в такт музыке — пластику и легкость движений ее тела, на синхронную пульсацию ее тела под каждый звук их инструментов. И поддал темп, и повел ее своей музыкой…
А вслед за ним и остальные музыканты стали играть как бы только ей…